Разум говорил мне, что подниматься нет смысла, что меня всё равно снова собьют с ног, а если при этом раскокают очки, то будет совсем плохо (запасных у меня здесь нет, придётся бабушке ехать в Нижний Тагил за новыми, не говоря уже о том, что наше сегодняшнее путешествие не состоится) однако обида и ярость были сильнее. Я вскочила и попыталась встретить пинком тут же бросившегося на меня Гогу, но вместо этого отлетела на обочину, больно ударившись о землю плечом и подбородком. Рядом упала и захныкала Машка. Неподалёку по дороге катался клубок сплетённых рук и ног – это Полинке удалось вцепиться в кого-то из обидчиков.
Не знаю чем бы закончилась эта потасовка, но вряд ли чем-то серьёзным. Как я уже сказала, Карастецкий и компания не были хулиганами в привычном смысле этого слова и им доставало ума понимать, чем грозит избиение других детей, тем более девочек. Скорее всего нас бы просто изрядно поваляли в пыли, но тут со стороны донёсся грозный окрик:
– Ах вы поганцы! Ну-ка, идите сюда!
Я сморгнула слёзы унижения и увидела стремительно приближающегося к нам крупного мужчину со сжатыми кулаками. Следом семенила заплаканная Алька, которая оказывается не убежала куда подальше вместе с котом, а вела подмогу! За их спинами от автостанции разворачивался и уезжал жёлтый автобус…
Карастецкого вместе с тремя его дружками как ветром сдуло. Мужчина помог нам подняться, спросил всё ли в порядке и не нужно ли проводить кого до дома. Мы отказались, поблагодарили неожиданного защитника, а затем вернулись к своим оставленным на автостанции вещам. Снова сели на скособоченный поребрик. Малость потрёпанные, но до конца не побеждённые, что утешало.
– К-карась, гнида! – с чувством процедила Полинка, разглядывая свежую ссадину на коленке, – Саньке скажу – дух из него вышибет!
И я мимолётно позавидовала подруге, поскольку сама не имела старшего брата, который мог бы за меня вышибить кому-нибудь дух.
– Пусть ещё и из этих его придурков вышибет! – всхлипнула Машка.
Она единственная из нас плакала, но не от боли, поскольку никаких видимых повреждений на ней не было, а от злости и бессилия. По крайней мере сама я чувствовала именно это. Ныло плечо, ныла подвёрнутая нога, саднил подбородок. Дотронувшись до него, я обнаружила на пальцах кровь и мысленно застонала.
– Вот, приложи.
Передо моим лицом возникла маленькая грязная ладошка, а на ней – пыльный подорожник. Я подняла глаза.
Алька Гаязова никуда не ушла, стояла рядом в своём ярко-жёлтом платье и смотрела виноватыми глазами.
– Дай сюда! – Полинка выхватила у неё подорожник, плюнула на него и с размаху прилепила к своей разбитой коленке.
Алька тут же протянула мне другой.
Я взяла его из вежливости. Папа уже давно объяснил мне что, как лекарственное средство, подорожники на самом деле бесполезны.
– Аль, чего им от тебя нужно было? – Машка уже перестала всхлипывать и теперь переплетала растрепавшуюся косу.
– Я у них кота отняла, – Алькин голос был тихим и каким-то шелестящим, словно ветерок невесомо играл высокой травой, – Они его казнить хотели. А я схватила и бежать…
– Казнить?
– Ну они так говорят. Сначала играли в суд, а кот в клетке сидел, в которой кроликов держат. Потому стали делать виселицу. А я незаметно к клетке подкралась и кота взяла. Они и не увидели сразу. Потом уже погнались.
– А ты с ними была? – Полинка оторвалась от своей коленки и неприязненно глянула на девочку, которой совсем недавно так самоотверженно спешила на помощь.
