– Ой, ты не можешь попроще? – досадливо прервала она его витиеватое повествование, к чему он профессионально имел немалую склонность. – Прямо, как на процессе…
– Цыц! – властно пристукнул он ладонью в стол. – Она меня еще одергивает! Один из твоих параноиков чуть не пришил меня на очке, возьми он на десяток сантиметров левее, по краю горбыля, и все, адью, в висок…
Она, было, запротестовала, стала доказывать, что это, скорее всего, какой-то посторонний хулиган, так как все учащиеся в это время сидели на лекции по вензаболеваниям, а потом дружно отправились в библиотеку на просмотр новой антиалкогольной литературы, потом ужин, спортзал, захватывающая телепрограмма… словом, стрелять детям было попросту некогда. Мерцалов лишь презрительно улыбался на такие аргументы и описал мальчишку, какого примечал на автобусной остановке и ранее. Смыков! ахнула она мысленно.
Боялась, ох и боялась она гнева сожителя, знала, что не остановят его даже их полуродственные чувства, отомстит он мальчишке со всею возможной строгостью, чем поставит под удар и ее, прямо ответственную за все виды правонарушений. Зуб на училищных ребят он имел давно.
Началось же все с того, что его служебный грузовой «Москвич», закрепленный за ним, специалистом, юристом-консультом райсельхозуправления, однажды прохудился у дома сразу на все четыре колеса. В другой раз, машину угнали, нашли лишь спустя сутки. А в третий раз, тогда он отправился в областной центр, на въезде в город его остановил гаишник и, категорично пощелкивая жезлом по голенищу сапога, велел открыть дверцы багажника, откуда доносилось горестное мычание и блеяние. Глазам ошарашенного Мерцалова предстали собственная полугодовая телочка и пара соседских коз, несказанно утомленных пятичасовой поездкой в темноте и духоте.
Заламывая руки, Лепетова вчера умоляла его не поднимать шума, потому как у них с начала года и так уже прошло три уголовных дела, да два кое-как они сумели утаить. Сказала и тут же спохватилась, осознала, что ляпнула лишнее. Он стал было напористо пытать ее про этих два дела, но она вовремя сориентировалась и выдала безобидную сказочку о хулиганистых выходках некоторых шалопаев со склонностью к поборам. На самом же деле случаи были из ряда вон: групповое изнасилование их же ученицы и выявление двух наркоманов.
Мерцалов враз поскучнел, она знала, что он давно мечтал о хорошем факте, поступке или промашке, сильно ее компрометирующих, чтобы взять ее за горло, загнать квартиру, двухкомнатную, в Гумбейске, ей принадлежащую, какую она оставила два года назад, сойдясь с новоиспеченным холостяком, разведенцем Мерцаловым. Квартира – ее тыл, спасательный круг в этом запоздалом первом эксперименте с организацией семьи, с ее утратой полностью утрачивалась бы и ее самостоятельность. Ей ведь уже тридцать шесть, ему – сорок три.
В последнее время она все чаще и чаще склонялась к мысли, что выбор свой Гавриил Станиславович больше основывал не на мало-мальских чувствах, а на ее физических данных, женщина она крупная, крепкая, кости широкой, а у него полон двор скота и птицы. Работенки у нее было теперь по горло, хребет гудел, ноги подкашивались к концу дня, и дней таких бестолково суетных уже отмелькало немало.
Он же от помощи, ввиду частых недугов, помаленьку отошел, ограничился доставкой кормов и ворчливыми указаниями по лучшей организации труда. Она заметно опустилась и даже постарела, что с ужасом констатировали ее городские подруги. Старательность, трудолюбие, природная доброта и желание угодить сожителю ей пока душевного комфорта не приносили – был Мерцалов всегда желчен, раздражителен и всем недоволен.
