Буря слов - страница 7

Анхель ни чуточки не волновался. Ведь это был его город – вылизанный, оцифрованный… Великолепный.

И это не считая личного оружия.

Поэтому он столь беззаботно шествовал домой, поэтому так небрежно опускал на мостовую трость, таившую в себе убийственное, световое жало.

…И поэтому так резко остановился, когда на его лакированную, идеальную в своей чистоте туфлю, упал замызганный, сальный клочок.

А за клочком последовала расплата.

Среброволосый Анхель ещё успел разглядеть на бумажке отвратительную, многоногую тварь, что будто плясала под трёхзубчатой короной, ещё успел, поняв этот знак, исторгнуть негодующий вопль – но минуты были сочтены. Минуты хохотали и верещали, точно безумная кукушка, когда чистый воздух вдруг обернулся спёртым и гнилостным.

В переулке стояли уже двое.

Вскидывая перед собой трость, скаля зубы в яростном рыке, Анхель увидел, как чудовищная, несуразная фигура, словно сотканная из тысяч, миллионов старых вещей и лоскутков, из того, что он так любил уничтожать, угрём ускользает от удара и бросается навстречу.

На шее сомкнулись горячие руки, из горла вырвался было крик…

Сотни, тысячи, миллионы старых вещей, людей и зданий.

Круговорот истреблённого, стёртого из жизни за всю его жизнь, последний раз мелькнул перед глазами.

Крик…

…И хрип. Тихий-тихий хрип.

Руки, что стискивали тонкое, холёное горло, брезгливо разжались, и тело мягко ударилось о мостовую.

– Прощай, ангелок. Не поминай лихом, – улыбнулся Блошиный король, отступая в темноту.

***

Он скользил по коридору, широко, словно для объятий, раскинув руки. Пальцы касались потрёпанных корешков, приветствуя каждую книгу на древних, тронутых патиной пыли полках. Всякий томик в этой библиотеке хранил дыхание, отпечатки и мысли людей, чей ум ещё не был развращён цифровизацией. Всякая вещь в этом доме – будь то молочник с некрасиво отбитым носом или акварельный, в лишае плесени, холст – хранила в себе запретное и былое…

Блошиный король скинул мантию из лоскутков на пухлое, потёртого бархата, кресло. Мимоходом, одной рукой, сыграл короткую мелодию на кособоком рояле. Подмигнул девочке на портрете – огромные, чёрные, как зев колодца, глаза, нездорово-бледная кожа… Пронеси его в центре Параисо – гордо, точно знамя, – и мигом угодишь прямиком в сумасшедший дом.

В левой стороне груди будто щёлкнуло. Следом завозилась, заёрзала игла-боль.

«Дряхлеешь, Ваше блошейшество, – мрачно усмехнулся Король. – Теряешь силу, чёртова заводная игрушка…»

Крепко сжатый кулак помял, помассировал место у сердца. Потом опустился. Дело не ждёт.

Лавируя меж столиков и полочек, заваленных тем, что кто другой назвал бы гадостью и хламом, Король добрался до центра комнаты. Здесь, на тумбе, похожей на сморщенную ногу слона, покоилась удивительная вещь, которой просто не могло быть в этом доме.

Планшет. Цифровая штучка богатеев, самой крутой, последней модели.

Король давно поборол в себе отвращение, которое планшет вызывал в нём поначалу. Миссия, что когда-то пришла в его голову, была важнее, чем чувства.

Король взял гаджет, включил. И, сев на манер мудреца с Востока, скрестив ноги, положил планшет на пол перед собой.

– Здравствуй, Клио!

Секунда – и над планшетом, прямо из воздуха, соткалась голограмма: девичья фигурка размытых очертаний, фиолетовые волосы, разноцветные – голубой и зелёный – глаза…