– Да, думаю, что это так, – призналась она и снова повернулась к раковине, когда он вышел из кухни за очередной стопкой посуды.
Через некоторое время он вернулся, и она задала ему вопрос, который не собиралась задавать. Он просто сорвался с ее губ:
– Почему ты не сказал мне, что ты священник, прежде чем я выставила себя на посмешище?
Он снова рассмеялся.
– Обстоятельства вышли из-под контроля, – сказал он. – Я просто не успел этого сделать.
Он взял старомодный веник и стал тщательно подметать пол на кухне.
– Как ты думаешь, когда я мог сделать такое признание? Когда стоял совершенно голый перед тобой, открыв от удивления рот? Или ты считаешь, я должен носить на шее табличку с надписью, что я священник?
Ей стало совершенно ясно, что он насмехается над ней. Она сжала зубы, помолчала несколько секунд и сказала сдавленным голосом:
– Ты вполне бы мог сказать о своей работе, когда мы с тобой беседовали до приезда родителей.
– Что? Лишить тебя возможности наброситься на меня со своими идиотскими упреками и прекратить твои попытки соблазнить меня?
Она бросила тарелку в раковину, выплеснув на себя горячую воду.
– Я вовсе не хотела наскакивать на тебя! – закричала она, повернувшись к нему лицом. – И не предпринимала никаких попыток соблазнить тебя!
– Ах так, значит, ты бегала здесь без нижнего белья просто ради интереса?
– Я сделала это только потому, что не люблю носить смешные приспособления, придуманные викторианцами. – Она тут же позабыла о своем гневе и хитро посмотрела на Яна. – Я так понимаю, что ты все-таки обратил на это внимание, хотя ты и священник.
Его голубые глаза скользнули по всем изгибам ее упругого тела, этот взгляд совершенно явно говорил о возбужденном желании. Затем он снова посмотрел ей в глаза и равнодушно пожал плечами.
– Я должен был быть совершенно слепым, чтобы не обратить на это внимания.
Он взял сухую тряпку и наклонился вниз, чтобы вытереть насухо только что вымытую кастрюлю. Шей гневно дернула головой и повернулась к раковине.
– Ты очень категоричен в своей критике одежды, которую носят другие люди, – сказала она, продолжая мыть посуду. – А ты сам во что одет? Я никогда еще не видела, чтобы священник носил слаксы и спортивную майку.
Про себя она отметила, что в этих слаксах и оксфордской майке он был скорее похож на чиновника из Манхэттена, который приехал в Коннектикут, чтобы немного отдохнуть и отвлечься от городской суеты.
– Никто не смог бы догадаться, что ты священник, если бы судил по твоей одежде.
Это замечание немного позабавило Яна. Он повернулся к сушилке и поставил туда несколько тарелок:
– А как же, по твоему мнению, должны выглядеть священники?
– Не так, как ты, – упрямо сказала она, не вдаваясь в подробности.
Разумеется, она могла сказать, что священники обычно старше и толще. По ее мнению, у них должно быть доброе, умудренное опытом лицо и серебристые от седины волосы и еще, наверное, большие очки в металлической оправе. Во всяком случае, у священников просто не должно быть такого милого лица и угольно-черных волос, которые у любой женщины могут вызвать желание протянуть руку и погладить их. У них не должно быть таких изумительно голубых глаз, взгляд которых пронизывал собеседника насквозь, проникая в самые потаенные уголки души. А если они и бывают у священников, то ни в коем случае не должны так напряженно смотреть на женщину, как бы раздевая ее. К тому же у священника не может быть такого совершенного тела, высокого и стройного, упругого и сильного, местами гладкого, а местами поросшего темными волосами, еще более увеличивающими соблазнительность тела.
