– Да, пожалуйста, если вы не устали, конечно, спойте что-нибудь еще, – подала из своего угла голос и Галина…
Я пел еще минут сорок. Посылая, как мне казалось, некие невидимые импульсы этой очаровательной девушке, задумчиво сидящей в кресле в углу комнаты. Словно выстраивая невидимый прозрачный, но такой хрупкий, стеклянный мост, соединяющий разные берега, разделяющей нас с ней реки. И, самое главное, я чувствовал, что движение по этому невидимому прозрачному мосту уже не одностороннее, а двустороннее – навстречу друг другу. И мне казалось, что Галина понимает и меня, и мои чувства к ней, внимательно слушая слова, слегка опустив глаза…
– Все, девчонки, хватит! – наконец сказал я. – У меня уже пальцы левой руки одеревенели, не слушаются и не хотят держать на грифе нужные аккорды. Так что на сегодня, думаю, достаточно. А то начну фальшивить…
– А фальшь – это ведь всегда так неприлично и неприятно, не правда ли? – вдруг спросила Галина, устремив на меня внимательный взгляд своих зеленых, как омуты, глаз.
– Мне кажется, что вы сами и ответили на свой вопрос, – сказал я, пряча гитару в чехол.
– Может быть, еще чайку на посошок, как говорится? – спросила Ольга.
– Давайте лучше на посошок выпьем по бокалу вина, – предложил Саня. – Там у нас еще осталось.
Все с удовольствием выпили. Захрустели сочными дольками яблока, разрезанного и оставленного Ольгой на деревянной разделочной доске на столе. И было видно, что расставаться никому не хочется. Но надо. Ибо все имеет свой предел…
Взяв зачехленную гитару и стоя уже у двери, я попрощался:
– Всем спасибо за внимание и, как говорится, до свидания.
– А вы к нам еще придете? – спросила Галина, переведя взгляд на Ольгу.
– Если пригласите, обязательно приду, – улыбнулся я ей.
– А можно вас, маэстро, до калитки проводить? – неожиданно предложила Света, при этом загадочно и многообещающе улыбнувшись мне.
– Можно! – вместо меня энергично ответил гаденыш Саня. – Он любит, когда его девушки провожают, причем, не только до калитки, но и далее. До его берлоги у кладбища.
Света по-прежнему вопросительно смотрела на меня, и я решил отделаться шуткой:
– Вообще-то, в быту я прост и доступен, так что провожать меня никому не возбраняется.
Зря я это сказал, сто раз потом об этом пожалел.
– И на сколько же вы в быту доступны? – презрительно, как мне показалось, скривив губы, спросила Галина.
Я ничего не успел ей ответить, поскольку снова встрял Саня:
– А давайте, Галина, выпьем с вами на брудершафт, чтобы перейти на «ты» и быть более доступными.
– Я с малознакомыми людьми на брудершафт не пью, – сдержанно, но с чувством собственного достоинства ответила она.
– А я бы с вами, маэстро, на брудершафт выпила, – подхватила Санину мысль Светлана.
Положение было неловкое, и я не знал, как из него выпутаться, чувствуя себя так, словно попал в тонкую, почти не видимую глазом, но прочную сетку паутины.
– Как-нибудь в другой раз непременно выпьем, – ответил я славной девушке, решительно толкнув дверь в сени, за которыми уже была свобода.
Но, не дойдя до недалекой от крыльца дома калитки, услышал за спиной поспешные шаги.
– Что же вы меня не подождали, маэстро? – капризно произнесла Светлана, догнав меня и взяв под руку. – Пока я курточку одевала, вы исчезли. Вы так со всеми девушками поступаете или только со мной? – уже кокетливо, спросила она.
Через калитку в Ольгином палисаднике, пропустив Светлану вперед, мы вышли уже, можно сказать, как неразлучная пара.
