— Я весь твой. В твоих ногах. Скажи-ка мне, Дюймовочка, ты до сих пор меня боишься?
— Н-нет, — со вздохом ответила. — Наверно, больше не боюсь.
Чёрт. Всё равно сомневается. Хоть бери и за звездой в космос лети.
Девчонка осторожно прикоснулась горлышком кувшина к моим губам. Быстро руками ее руки на кувшине накрыл, уверенно, но несильно сжал.
Кожа к коже. Между нашими телами будто прошёл ток. В тысячу вольт.
Алевтина вздрогнула, резко одернула руки и, проглатывая буквы в словах, промямлила:
— Прости. Мне это… П-пора корову доить.
— Опять?
Да что ж там за корова такая? Безлимитная, чё ли?
Крутнувшись вокруг своей оси, Аля быстро развернулась и бросилась в сторону дома. Споткнулась. Поднялась. Два шага бега — снова споткнулась. Да-а-а-а! Ох уж эта девка! До могилы меня доведёт своей забитостью. Кажется, коленку счесала. Неугомонное чудо-юдо и заноза в пятке!
— Эй, осторож… — хотел было за ней следом броситься, но бочину вдруг адски скрутило. Перед глазами сгустилась тьма, а окружающий мир опрокинулся вверх тормашками. Или это я… опрокинулся? С ног на голову. В образовавшуюся в земле бездонную яму.
7. Глава 6.
Я очнулся от громких воплей.
Девчонка! Она кричала и шлёпала меня по щекам.
Такая напуганная… Своими отчаянными шлепками и болтовней пыталась вернуть меня в чувства. Дергала за руки, оплеухи со всех сторон лупила. А потом в лицо ледянющей водой плеснула и прорычала, когда оклемался:
— К бабе Маше идём. Она поможет. Знахарка наша.
Кое-как доковыляли до соседней халупки, и я снова вырубился. Очнулся уже ранним утром и прибалдел, когда увидел малышку со мной... на одной кровати. Девушка лежала на моей груди, свернувшись калачиком, и тихонько посапывала. Ротик приоткрыт, на ресничках стынут маленькие капли влаги, напоминающие росу.
Плакала, что ли?
Вот те на!
М-м-м, какая же она всё-таки тёпленькая. И как вкусно пахнет. Льнёт ко мне всей своей крошечной тушкой и умопомрачительно краснеет. Даже во сне. Маленький ангелочек. Зацеловал бы всю. От пяточек до кончиков этих роскошных, искрящихся золотом кос.
Мне вдруг стало чертовски приятно. Аж сердце в груди затарахтело похлеще тракторного движка. Что она рядом. Со мной. Переживает. Обнимает. Не бросила с мыслью: лишь бы сдох поскорей под первым встречным кустом, тогда головной боли стало бы в разы меньше.
Я даже дыхание задержал на минуту. Просто не хотел пугать, как обычно. Эх, хорошо лежим! Знал же, если вдруг дёрнусь ненароком — шарахнется, как от чумы, за три километра бегом. А мне так кайфово с ней рядом, что ничего больше в жизни на хрен не надо. Хочется жить лишь ею. Дышать лишь её выдохами. Слушать лишь её тоненький звонкий голос. И есть лишь её еду, приготовленную нежными, заботливыми руками.
Аля резко распахнула глаза. Вздернула вверх свою светловолосую головку. Блин. Наши губы оказались в паре жалких сантиметрах друг от друга. Я едва-едва поборол внутри себя неистовое желание вцепиться ей пальцами в затылок, рвануть на себя и оприходовать эти мягкие, упругие мармеладки до красноты, до жжения на коже, до мелких ранок. Ворваться языком в сладенький ротик и устроить там полный беспредел.
Ух! Я научил бы эту хорошую девочку плохому. О, да!
Такая сонная. Милашка. Быстро-быстро спросонья захлопала пушистыми ресничками. В глазах крошки отразилось полное непонимание. Ещё не пришла в себя после ночи спящая красавица. Кажется, её разбудил стук моего ошалевшего сердца в момент, когда девчоночка мирно дремала, прижимаясь ухом к крепкой мужской груди, а я, напротив, не успел продрать глаза, как уже вовсю помышлял о всяких непристойных пакостях, мечтая овладеть невинным ангелочком самыми нескромными способами.
