Надо хотя бы громкость убавить…
Звонил инспектор Синид, шеф-напарник Икара.
– Доброе утро, инспектор!
Синид со дня знакомства предложил Икару звать его без чинов, «напарником» – или по имени. Икар кивнул, но так и не решился. Новичок-констебль, стажер, без году неделя в отделе – и инспектор Синид, само спокойствие и компетентность, ближайший кандидат на лейтенантские погоны? Нет, с фамильярностью мы обождем, торопиться не станем. Лицо Икара побагровело. Стыдоба! Как он ни старался, но проглотить кусок пирога целиком не сумел, а медлить с приветствием не хотелось. В итоге честное, нейтрально-приветливое «Доброе утро, инспектор!» превратилось в задушенное, трудно переводимое, едва ли не оскорбительное:
– Доб’ыута, ымпеко!
– Прожуй, напарник, – рассмеялись на том конце линии. – Прожуй и проглоти. Если ты подавишься, твоя смерть ляжет тяжким грузом на мою совесть. Скажешь, как будешь готов.
– Я готов!
Икар зашелся кашлем, подтверждая свою готовность.
– Что ешь?
– Бугацу. Мама испекла.
– Везет тебе, шалопай. Меня вот никто пирогами не кормит. Прихвати с собой кусочек, порадуй дядюшку Синида. А я тебе за это добрую весточку… Кто хотел дело? Крутое дело, а?
– Я хотел!
– Держи, везунчик: не дело, а прелесть, яйца вкрутую. Шесть трупов, один в реанимации.
– Шесть трупов?
Рядом тихо ахнула мама.
– Я знал, что тебе понравится, – Синид насвистел два такта популярной мелодии. – Капитан готов отдать дело нам с тобой. А я готов дать тебе чуточку порулить. Примеришь шкуру первого номера? Если что, подстрахую. За кусок пирога я тебя на горбу носить стану…
На горбу Синида, подумал Икар, можно гиппопотамов носить.
– Спасибо, инспектор! Я…
– Дуй в отдел. Я уже здесь. Первые материалы пришли, скоро будут данные экспертизы…
Сегодня у констебля Икара был выходной. У инспектора Синида – тоже.
– Бегу! Лечу!
– Смотри, шею не сверни. Покойнички не сбегут, а твое здоровье мне до́рого. Про пирог не забыл?
– Возьмет он пирог, – громко сказала Навкрата. – Вот, я завернула.
– Передай маме, – вдвое громче ответил Синид, так, что Икар, скорчив болезненную гримасу, убрал вайфер подальше от уха, – что она чудо. Будь она незамужней, я бы знал, что делать. Только из уважения к твоему отцу…
И Синид, дамский угодник, дал отбой.
– Мам, я в отдел. Срочно!
– Да уж вижу, что срочно…
– Выходной отменяется!
– А то я не поняла, – без злобы буркнула Навкрата.
Давясь, обжигаясь, Икар залпом допил кофе, крепкий и сладкий – в отличие от отца, он пил кофе с сахаром, и мама об этом, конечно же, помнила. Первое преимущество жизни с родителями, оно же недостаток: все о тебе всё знают. Второе – пироги, средство подкупа шеф-напарника. И третье – до Управления от дома семь минут пешком. А если бегом…
Бежать он все-таки не стал.
– Может, хлопья?
– Нет, яичницу.
– Или хлопья? Кукурузные?
– Яичницу. Вот, я уже её ем.
– Хлопья полезные. С молоком, да?
– Знаешь, о чем я сейчас жалею? – Питфей вздохнул. – Надо было удавить тебя в колыбели. Мягкотелый я, вот что…
Эфра пожала плечами:
– И кто бы тогда жарил тебе яичницу?
– Нанял бы кого-нибудь.
– И эта кто-нибудь отравила бы тебя на третьем завтраке. Подсыпала бы в яйца стрихнину. Уж я-то знаю, я бы и сама…
– Стрихнин, – Питфей мечтательно прищурился. – Мышьяк. Дитя мое, если я буду завтракать хлопьями с обезжиренным молоком, я вообще никогда не сдохну. Представляешь этот ужас?
Эфра кивнула:
