Не сказать, чтобы предприятие было преуспевающим, хотя и кустарным назвать его тоже нельзя. Женщины за пятьдесят вязали жгуты проводов, мужчины того же возраста собирали устройства и паяли печатные платы, а технологи, потеряв очередной чертеж, прибегали в конструкторский отдел, чтобы обвинить инженеров во всех смертных грехах. Под монотонный шум печатающих принтеров те отрывались от мониторов и молча разводили руками: «Мы ни при чем. Идите в архив». Формальное разделение обязанностей тоже работало соответствующе – пару раз я видел, как техническому директору приходилось выполнять обязанности конструктора или рабочего. К счастью, все эти пертурбации касались меня только косвенно. Чаще всего я сочувственно выслушивал негодование коллег на бардак и беспорядок, исподволь замечая, что такие стенания доставляют им гораздо большее удовлетворение, чем сама работа.
В общем и целом, если не считать внедрения электронных устройств и стремительного усыхания предприятия, – в советское время оно было частью огромного научно-производственного объединения – здесь мало что поменялось с восьмидесятых. Казалось, пока за окном двигалась жизнь, в этом месте время замерло и остановилось. Это, конечно, объяснялось и возрастом львиной доли персонала. Нет ничего более постоянного, чем временное: некоторые сотрудники работали на предприятии более тридцати лет. Короче, это была одна из тех многочисленных конторок, где перспективные специалисты превращаются в безвольных и меланхоличных людей, окончательно смирившихся со своей участью.
Хотя организация кое-как пережила девяностые и кризис конца нулевых, теперь ее дела пошли совсем худо. Директор, не самый лучший организатор, но хитрый и предприимчивый бюрократ, сбывал госкорпорациям откровенно устаревший хлам. Но даже он становился все мрачнее и мрачнее с каждым днем, а на прошлой неделе заявил, что сокращает нескольких человек с производства. «На что мне жить еще семь лет?» – звучала горечь в голосе пожилого сотрудника, павшего жертвой «невидимой руки рынка». Предприятие оставалось одной из шлюпок, спасшихся с советского «Титаника». Одной из дырявых шлюпок, которые могли долго дрейфовать в открытом море, но были обречены на погибель.
Вадим отлично знал о ситуации, сложившейся на моей работе, и беседа уже грозилась перетечь в обсуждение разгорающегося кризиса, но я настолько устал от политики, что сразу перевел разговор в другое русло:
– Ты, кажется, планировал написать повесть. Не приступал еще?
– Пишу отдельные отрывки, иногда даже на несколько страниц, но до сих пор не определился с центральной темой, – пожал плечами Вадим. – Думаю, это будет тема выбора. Распутье, на котором стоит человек, выбирая какой поступок совершить. Между чувством правоты и страхом, убеждениями и выгодой, действием и бездействием…
– Что бы человек ни выбрал, этот выбор будет верным.
– Если его не будут мучить сомнения после!
– В конечном счете, каждый выбирает относительно своей системы координат, ценностей и устремлений.
– Иногда систем координат оказывается сразу несколько в одном человеке. В том и состоит вопрос выбора.
– Да, сегодня, когда абсолютна лишь относительность, даже слишком часто… – проговорил я, подумав. – И в какую ситуацию ты думаешь поместить героев?
– Я бы написал о войне, но никогда на ней не был. Получится либо глупо, либо натужно. Что-то вроде оскорбления тех, кто видел все это воочию.
