Был у меня друг - страница 16

Но если бы кто-то невидимый этой лунной афганской ночью шепнул Максиму на ухо, чем ему вскоре придется заплатить за свой выбор, то, скорее всего, он бы сейчас же поднялся и, невзирая на муки совести, быстренько зашагал в сторону клуба. Но вся интрига нашей странной жизни в том и заключается, что всегда есть промежуток между поступками и их последствиями, и называется он «время»….

Первая рота повзводно стояла на передней линейке батальона перед своим командиром и производила вечернюю поверку. Качавшаяся на деревянном столбе одинокая лампочка скудно освещала ежившихся от ветра парней.

– …Чайка.

– Я!

– Магомедов.

– Я!

– Горохов.

– На губе он, товарищ капитан, – отчитался за своего проштрафившегося подчиненного замкомвзвода Фан.

– Понятно. На войну, значит, без Горохова завтра пойдем, жаль, – покачал головой ротный и что-то отметил в своей тетрадке. – Сабуров.

– Я!

Гарбуль.

– Я!

– Веденеев.

Не услышав привычного «я», командир оторвал взгляд от ротного списка и, мрачно оглядев своих солдат, громче обычного повторил:

– Веденеев?!

Тишина в ответ.

– Где Веденеев, екарный бабай, что еще за фокусы? Фандюшин, где твои люди, что происходит? – обрушил ротный свой гнев на Фана.

– По приказу начальника политического отдела бригады рядового Веденеева перевели в музыкальный взвод, товарищ капитан, – хрипло чеканя каждое слово, по-уставному доложил старший сержант Фандюшин. И с ухмылкой добавил: – Там ему будет сладко и тепло.

– Какой еще музыкальный взвод, что за хрень ты несешь? Мне с кем на войну завтра идти? – уже ревел на Фана взбешенный ротный, словно дембель был виноват в солдатском некомплекте. – Один на губу, другой в медроту, третий в музыканты,… Ростропович хренов! А задачу в горах кто будет выполнять? Пушкин? – Ротный, продолжая брызгать гневной слюной, подошел к Фану и ткнул ему пальцем в грудь. – Отвечай мне, Фандюшин, почему твои шнуры бегут из роты, как тараканы?

– Скорее уж как крысы, – спокойно глядя в лицо командиру своими бесцветными глазами, ответил Фан. И хриплым шепотом добавил: – Не волнуйся, ротный, выполним мы эту гребаную задачу. Поднатужиться, конечно, придется, но, я думаю, справимся, не впервой.

– Поднатужиться, – успокаиваясь, передразнил Фана ротный, – напрягаться будете, как слоны в брачный период. За двоих, а то и за троих…. И с вас, дембелей, – ротный грозно окинул взглядом последние шеренги, где обычно стояли старослужащие, – спрос особый. В ваших руках все, и мое, и ваше.… Я доходчиво изъясняюсь?

– Не подведем, ротный.… Да что мы, первый раз на войну идем?… Мы свое дело знаем.… Порвем «духов», как «тузик» грелку…, – раздавались из последних линий бодрые голоса двадцатилетних «стариков», внушающих командиру необходимую для него уверенность в своих бойцах.

– Ну, ладно, рейнджеры вы мои, – успокоившись, по-отцовски ухмыльнулся в усы командир, – продолжим.…

Закончив перекличку, капитан скомандовал: «Рота, отбой!» – и направился в сторону штаба на оперативное совещание. Солдаты неторопливо разбредались по своим палаткам. Несмотря на приятную команду «отбой», спать, похоже, никто не собирался; во всяком случае, шнуры уж точно. Рано утром в горы! И кто его знает, сколько там придется просидеть – может быть, неделю, а может, и месяц, это как пойдет. Поэтому собираться надо основательно: проверить и подогнать горное обмундирование, обувь, умудриться в маленький РД запихнуть сухой паек на три дня и боеприпасы, а еще подвязать к нему подбушлатник и по две 82-миллиметровые мины в помощь минометному расчету, которому и так достается. Трое ребят тащат на себе в горы тело миномета, двуногу, а самому крепкому парню достается тяжеленная железная плита, ну и плюс все остальное в виде автомата и пайка в придачу. Самым крепким был молчаливый чуваш Дема. Он эту чудовищную плиту в горы и таскал. Его невероятно мускулистые руки и квадратная, крепко посаженная на мощные плечи голова выдавали в нем бывшего штангиста, но по неизвестным обстоятельствам он свое спортивное прошлое тщательно скрывал.