Долго, целых шесть лет, мои воспоминания о детстве, о нашем Свешниковском доме, были связаны с маленькой комнаткой с окнами на улицу. Только в год окончания войны мы переехали в комнаты с окнами во двор. Связан этот переезд, всего скорее, с тем, что подросла моя сестра Ира и начала ходить, говорить и шалить.
Комнатка же, где мы жили до переезда, стала маловата для четверых. Бабушка Александра Викторовна предложила перебраться в комнаты большего размера, и мы очутились совсем в других условиях. В нашем распоряжении оказалось две комнаты и большая кухня.
Вид из окон был не на улицу, а на каретники, дворовый флигель, сараи и поленницы. Зато прямо перед окнами с одной стороны возвышались две красивых церкви: Варлаама Хутынского и Ильи Пророка. А с другой стороны открывался вид на наш главный Софийский собор и его колокольню.
Был в этой части дома большой и удобный балкон. Чтобы украсить наш быт, отец на стеклах окна, выходящего на балкон, нарисовал алмазным стеклорезом елку с шарами и шпилем на верхушке. Перед Новым годом, когда ударяли морозы, окна украшались ледяными узорами. Тут неожиданно и проступал рисунок. Это было потрясающе красиво и казалось волшебством. Особенно радовалась этому чуду моя сестренка Ира. Я уже понимал причину появления рисунка, и оценил выдумку отца.
Квартира показалась мне такой большой, что я стал кататься по комнатам на трехколесном велосипедике. В каждой комнате было по печке, а на кухне стояла большая русская печь. В морозы печи приходилось топить утром и вечером. В сильные морозы в угловой комнате на одной из стен намерзал довольно большой участок, где на обоях выступал иней. Приходилось в квартире в морозы даже ходить в валенках. Но сильные морозы бывали недолгими и через неделю-другую прекращались. Поэтому чаще протопленные печи согревали. Ну, а если все-таки было холодно, то погреться у печки было приятно. Прижмешься к печке спиной и, сидя на стуле, читаешь в свое удовольствие.
В один из таких холодных дней, но в самом раннем детстве, я решил согреть своего целлулоидного пупса. Приставил его ножки к дверце печки, отчего тот сразу вспыхнул ярко и запылал большим пламенем, я закричал от испуга. Мама успела справиться с огнем, швырнув моего любимца в печку. Были слезы и обида, но как-то быстро закончившиеся.
Помню свою детскую причуду. Когда я днем хотел поспать, то почему-то не ложился на диван, а укладывался прямо под столом, где обычно играл. Только всегда подстилал газету. Зачем я это делал, родители от меня не получили ответа, но говорят, выглядело это смешно.
Во время налетов немецких самолетов город не бомбили. Немцы метили в мосты и железную дорогу. Прятались мы при налетах в вырытых траншеях. Взрывы зенитных снарядов и лучи прожекторов притягивали своей красотой, но мы, дети, не знали о страшном смысле этого «салюта».
Однажды мы ходили в город. Кстати, выражение «сходить в город» обозначало посещение центра города, его магазинов, кинотеатров, музея и еще каких-либо нужных человеку учреждений, например, аптеки.
В тот раз зимой мы шли через Каменный мост. Это старая часть города, там, где прежде располагались торговые ряды, давно уже преобразованные в магазины и магазинчики, фотографию, военкомат, поликлинику и обком партии.
