Было бы на что обижаться - страница 7

Правду сказать, немалую роль сыграла в этом и секретарша Архонта, в присутствии которой думалось не очень продуктивно, а хотелось расправить плечи и выглядеть мужественно и неустрашимо.

Можно было бы сослаться на Ветерана, и отстал бы замзав, а главный, может, похвалил бы даже, но ведь выступление-то провалено… Разве Архонт опозориться его подговаривал?

Долотов ощутил прилив омерзения к себе, преходящий почти в тошноту, и злобно хлебнул из стакана, не вынимая из него преобразователь. Глотку обожгло, огонь комком скатился вниз, на глаза навернулись слёзы. В посудине оказалась водка, ледяная и, похоже, пшеничная. Закусить было нечем и он принялся усиленно дышать с открытым ртом. «Получил, что желал! – яростно подумал архивариус. – Чем же это такую гадость имели обыкновение заедать наши великие предки, а?»

Разные водки он пробовал всего однажды, в гостях у Ветерана. Запивал газировкой. Ничего другого про тот вечер он не помнил. Внезапно ему стали совершенно безразличны прямой эфир, замзав и позорное выступление в прямом эфире. Выдохнув и закрыв глаза Долотов глотнул ещё раз и откинулся на спинку кресла.

Архонт намекнул, а он сделал как сумел. Ясно же, что Ветеран и сам выступить мог, кто бы его перебивать стал? Молчали бы и слушали все. Стоило только захотеть. Был у них однажды разговор на эту тему, но почему Сидоренко сам не захотел выступить, архивариус так и не понял.

Долотов вылил в себя остатки жидкости, закашлялся, выложил куб на стол. Разместив руки на столе, а подбородок на руках, скосил глаза и стал его пристально разглядывать. Запиликал сигнал вызова к заведующему. «Наверняка главнюку уже настучали про всё… Ну и пусть… В самогонщики пойду», – подумал он.

С близкого расстояния фокусировать взгляд на кубе оказалось непосильной задачей – он всё время пытался раздвоиться. Долотову вдруг стало смешно от такого любопытного способа умножения коварных девайсов и от внезапно стукнувших в голову перспектив по производству алкоголя, он стал подхихикивать – сначала тихонько, потом всё громче.

В конце концов, когда дверь открылась, и в кабинет втиснулся профессор истории и архивной деятельности, действительный член Объединенной Академии наук и по совместительству почетный президент двух обществ трезвости, а также председатель еще одного, заведующий Архивом С.С. Эсперанский, старший магистр-архивариус Андрей Леонидович Долотов встретил его тонким, судорожно задыхающимся визгливым смехом и безвольным кулём сполз под стол.

Судя по конструкции вопроса, который задавали мне поэты – два тощих молодых человека, предметом беседы являлась не художественная ценность их произведений, а то, можно ли считать их творчество продолжением неких древних литературных традиций.

Вот и славно. Потому что не нравились мне представленные опусы. А гости смотрели на меня с сыновней любовью и жаждали откровения. Они были очень похожи, только вокруг одного был намотан шарф, напоминающий скорее орудие самоубийства, чем предмет одежды, а другой вертел в руках здоровенный канцелярский дырокол, который он зачем-то притащил с собой. Похоже, считал сей механизм непременным атрибутом древних акул пера.

Я разразился пространной речью об исторических реалиях, в которых зародилось творческое объединение ОБЭРИУ, а также о том, что для актуального переноса формы и смысловой нагрузки сквозь столетия им совершенно необходимо внимательнейшим образом реалии эти изучить. Попытаться писать на бумаге огрызком карандаша. В неподходящих местах, например, в общественном транспорте, лучше стоя. Залезть в шкуру голодного и неустроенного в бытовом плане творца, жаждущего постоянного обновления, а уже потом транслировать эти ощущения в день сегодняшний.