Быть Джоном Ленноном - страница 3
Следующий год Джулия провела в доме родителей, куда Фредди наведывался во время редких возвращений в Ливерпуль. Там ее и застал октябрь 1940 года: Фредди снова в море, Британия в войне, самолеты люфтваффе, что ни ночь, бомбят город, а у нее – роды. Ребенок явился на свет 9 октября, в ливерпульском роддоме, в часы затишья. Его назвали Джон Уинстон Леннон. «Уинстон» – в честь Черчилля, премьер-министра военных лет. Джулия так пошутила, а сам Джон никогда не полюбит свое второе имя и в конечном итоге его отвергнет.
Ох и в нестабильном же мире он решил появиться… Ничто так не рушит семью, как война, – и нормальной семьей Фредди, Джулия и их маленький сын так никогда и не стали. Записи в судовом журнале гласят, что с августа 1940 года по январь 1944-го Фредди Леннон провел в Ливерпуле всего три месяца.
Нет, его могли бы отпустить и на подольше… если бы только он не подался в самоволку в Соединенных Штатах; если бы в Нью-Йорке, на острове Эллис, не попал под арест за дезертирство; и если бы, отправившись по освобождении обратно через Атлантику, не просидел три месяца в алжирской тюрьме за кражу бутылки виски. Видимо, Фредди сумел как-то объясниться, когда наконец вернулся домой, но его величайшим преступлением, скорее всего, была его несусветная глупость. Ну и алкоголь подсобил, конечно: по пьяни чего только не натворишь.
Джулия знать не знала, где носит мужа. О том, что он пропал, ей сообщили в местном представительстве торгового флота, удержав часть его жалованья, которую она прежде получала на себя и ребенка. Она вполне могла решить, что он погиб: торговый флот, где служил Фредди, потерял во время войны больше четверти моряков. Эта профессия стала опасной.
Их браку мешала не только война. И Фредди, и Джулия любили компании, не имели особых амбиций и хотели просто наслаждаться жизнью и развлекаться. Фредди любил напиваться и горланить в пабах. Джулия, пока муж был в отлучке, бегала на танцы. «Она ни к чему в жизни не относилась серьезно», – будет вздыхать Мими, которая относилась серьезно ко всему на свете. И когда Фредди наконец вернулся домой, а Джулия все еще не нагулялась, вряд ли стоило удивляться тому, что их отношения рассыпались на глазах.
Джон, живший с Джулией у ее родителей, был слишком маленьким и ничего этого не понимал. Он знал только одно: он в безопасности, с мамой, бабушкой и дедушкой, и они его любят. Он навсегда запомнил свой первый дом на Ньюкасл-роуд, из красного кирпича, с гостиной, где никто никогда не собирался – так повелось в те дни – и где всегда были задернуты шторы.
Тетушка Мими тоже вышла замуж, но детей у нее не было. Со своим мужем, Джорджем Смитом, она жила всего в двух километрах от Джона и Джулии, в Вултоне в южной части Ливерпуля, и постоянно навещала их. С самых ранних дней Мими заботилась о ребенке сама, ибо отчаялась наставить младшую сестру на путь истинный. Впрочем, развлекала Джона именно Джулия – и была она, по его воспоминаниям, «комедиантка и певица… нет, не профи, конечно – так, наряжалась да мелькала по кабакам…».
Миновало четыре года. Вокруг Джона полыхала война, но он, защищенный от нее взрослыми, вряд ли об этом знал. Сирены воздушной тревоги, продукты по карточкам, нехватка еды, пылающий город, черные обгорелые скелеты разбомбленных домов, ямы воронок, босоногие оборванцы, играющие среди руин, – такого мира он не ведал. И ему никогда не расскажут, что в 1943 году его отец, словно проникшись духом военного времени – «живи сегодня, завтра может никогда не наступить!» – вдруг ни с того ни с сего написал Джулии: «Пока я далеко… гуляй, бери от жизни все!»