— Что за цирк тут устроили, немедленно прекратите…
Мой голос стал тише, в нём прибавилось дрожи. Нахал начал меня трогать везде. Поглаживать и ощупывать. Задирать халат. Самое страшное, я никак не могла на это повлиять. Он намертво меня обездвижил и бесцеремонно распускал руки.
Вяземский будто исследовал моё тело, знакомился с ним. Так нежно… Водил ладонями по плечам и рукам, заскользил вверх, к шее. Тёплая ладонь накрыла сзади мой затылок, сжав с будоражащей властностью.
— Я прошу вас, уберите руки… Это больница, не публичный дом… — бормотала что-то, не в силах сконцентрироваться на смысле сказанных слов.
Я смотрела на губы Вяземского, и не могла от них оторваться. Будто зависла. Сломалась. Испортилась. Мои мысли были где-то там, далеко-далеко, но точно не в нашей вселенной.
Он поймал прядь моих волос, пропустив через пальцы, поднёс к лицу, жадно понюхал.
— Чистый экстаз…
Где-то в нижней части живота остро кольнуло и сладко затрепетало. Мои бёдра приподнялись. Что-то выросло между нашими телами, то, что теперь мешало нам лежать, упираясь твёрдым концом в мой живот.
— Тебя зовут Варя?
Поднёс указательный палец к моим губам.
Я застыла. Замерла, как перед падением в бездну…
Илья Вяземский прикоснулся подушечкой пальца к моим губам, порочно очертил их контур, продолжая смотреть на меня с властью и манерой собственника.
— Кто вам сказал?
Я не могла резко соскочить с него, я боялась сделать неловкое движение и задеть рану. Есть большой риск, что откроется кровотечение.
Он просто дурак… Дурень, который отходит от наркоза и на фоне этого немного сошёл с ума, накинувшись на меня как зверь.
— Не знаю кто. Я просто знаю, ты Варя. Вот и всё.
Коснулся пальцами щеки, погладив.
Я почти заплакала от того, как мне вдруг стало приятно. Он гладил меня слишком нежно…
Меня давно никто так сладко не ласкал. Тётя меня не любила, племянники обзывали и били, я росла без любви и ласки с тринадцати лет и не смогла научиться открываться людям.
А он…
Он как глоток чего-то безумного и изумительного.
Он — мой сладкий сон.
Который может стать обманчивым кошмаром и погубить...
Чуть прищурился, всматриваясь глубинно, прошептал:
— Ты мне снилась! Я видел тебя во сне, девочка, ты спасла мне жизнь.
— Ясно, это вы видели в бреду. У вас был геморрагический шок и большая кровопотеря.
— Ты сидела сверху на мне, стонала и ритмично двигалась…
— Ох нет! — лицо вспыхнуло краской. — Это же был непрямой массаж сердца!
— Я помню твои золотистые волосы и ясные глаза. Ты понимаешь, что ты мне в душу запала? Ты теперь мой ангел, спасший мне жизнь...
Тёмная вязь на дне глаз озаряется бриллиантовой вспышкой. На упругих мужских губах появляется ухмылка.
— А ты красивая. Милая ты. Солнечная какая-то… Зацепила. Мёртво.
Сжимает волосы в кулак до сладкой боли у корней, сейчас он меня поцелует. Неужели правда поцелует?!
— Когда трогаю тебя… Охуенно мне становится… Тепло очень, вот здесь… Там, где дыра теперь… В сердце.
Его губы, упругие и бледно-алые, уверенно движутся к моим губам и почти с напором накрывают, как вдруг раздаётся мелодия звонка. Ситуацию спасает звонок, поступивший на телефон пациента, лежавший на прикроватной тумбочке.
Вяземский выругался и ослабив хватку, отвлекаясь. Слава богу!
Я быстро, но аккуратно с него слезла, немедленно заглянув под повязку.
Там всё было хорошо, к счастью. Краем уха случайно услышала голос из динамика, принадлежавший мужчине.
