Вот бы с Романовской так:
— Не смей приближаться к полудурку Шумерскому.
— Сделано. Владан Шумерский удалён из всех контактов и отправлен в чёрный список.
— Завтра нужно пройти полное обследование.
— Записала. Второго декабря медицинский осмотр, с пометкой «важно».
— Увольняйся.
— Заявление об увольнении написано и отправлено руководству. Отменить двухнедельную отработку?
Весело хмыкнув, я поворачиваю в Надин двор, вот только…
Ты. Мне. Никто.
И от веселья не остаётся даже следа, а задний бампер ловит несколько царапин от резкой парковки. Плевать, всё равно скоро в сервис. Причём в этот раз мне, потому что Павел, не будь дураком, мгновенно собрал всю семью и свалил куда-то в тепло, пользуясь моим не адекватом.
Вот на хрена я отправил его в отпуск?
Напомнить или сам догадаешься?
Конечно. Романовская. Прошло всего два дня, а ни одна мысль уже не обходится без её образа.
Открыв домофон своим ключом, я иду к лифту. Первый этаж, второй, пятый. Слишком медленно, надо было по лестнице. И отменить спортзал, который такими темпами мне не понадобится.
— Кирилл? — Надя стоит в дверях квартиры, ёжась в тонком топе и шортах. — Я видела, как ты парковался. Что…
Безотказный способ.
Хлопок двери не волнует уже никого из нас. Яростный, откровенно грубый поцелуй сметает все её вопросы. Злость находит выход в рваном дыхании и сорванной тряпке, которая только мешает. Руки намертво прижимают Надю к моему телу. Приподнимают за бёдра, упругие, но не деревянные, как раз такие, какие надо.
Слышно как падают какие-то безделушки с консоли в прихожей, и Надя придаёт им ускорение. И сразу прижимается ближе, ажурным кружевным бельём к моей груди. Не задавая вопросов, не прячась за идиотскими, но правильными словами.
У неё было время подготовиться, и она использовала его по максимуму.
— Кирилл… — Протяжный стон раздаётся, когда полуукусы спускаются ниже. И Надина рука зарывается в мои волосы, притягивая голову к своей груди.
Вот только не думать не получается.
— А если не полегчает?
— Тогда придётся завести постоянного любовника.
Чёрт!
Шумный выдох, и я отхожу на шаг.
— У тебя есть что-нибудь выпить? — Такого эти стены от меня ещё не слышали.
— Только если кофе. — Надя не сразу осознаёт суть вопроса. — Будешь?
— Давай.
Она кивает, слезает с консоли и заторможенно уходит в кухню, по пути подобрав с пола топ. Растрёпанная, с припухшими губами и отчаянно делающая вид, что всё нормально. Вот только ни черта не нормально.
Белоснежная ванная с намёком на шик встречает меня собственным отражением в зеркале.
Самсонов, какого хрена ты творишь?
Знать бы, ответил бы хоть самому себе.
Опершись руками о края раковины, я опускаю голову.
И стоило так срываться? Для чего? Ради кого? Чтобы потушить злость отвращением к самому себе? Злость, кстати, тоже на себя. Подняв взгляд, я вижу это отчётливо. Также ясно, как то, что Романовской нужен ещё один солдафон.
Интересно, их там по какому-то особому лекалу штампуют? Если да, то есть смысл взять контакты у спецназовца, потому что…
Потому что я кретин.
Зеркало трескается, изрыгнув в раковину мелкие осколки. Слишком громко для того, чтобы заботливая Надя не примчалась меня спасать. Вот только спасать давно пора её.
— Кирилл? — Кровь с костяшек медленно, по капле сочится в белоснежную раковину, не сразу сливаясь с потом воды. — Да что с тобой!
— Кофе, — холодно и отстранённо, словно отдаю распоряжение секретарше. — Готов?
