Алое застило глаза, и я заехала Адаму по наглой морде, приложив максимум усилий и дар. Вторую оплеуху он, шипя от ожога, перехватил, оттолкнул и встретил темным щитом оба моих пламяшара, пущенные с обеих рук одновременно. Огонь, полыхнув, размазался по стенкам кабинета и, лишенный контроля, радостно бросился дегустировать все, что попалось. Обивку, грамоты и дипломы в рамках.
Завыла сирена, под потолком вспенилось облаком нитей противопожарное заклинание, но нам было не до того. Мы швырялись магией и предметами и орали.
В глазах у меня стояли слезы, но это были слезы ярости. Да! Именно!
– Потаскун! Кошколюб блудливый! Мало тебе было меня?
– Ревнивая истеричка! Прежде, чем бросаться об…
Я бросила об него подсвечником с оплывшей от жара свечой, сувенирной пепельницей и роем огненных ос, которые Верстен отбил воздушной волной. Все, кроме отделившейся в полете свечки, съездившей ему по макушке.
– …обвинениями, – продолжил он, перегородив мне подступы парой проскакавших от стены стульев, – могла бы потрудиться…
Я трудилась. Я же сюда трудится пришла? Вспыхнувшие и бросившиеся Верстену в лицо волной папки со стола тоже вполне себе орудие труда, а пресс-папье – так вообще улет! Улетело. Верстен увернулся и наподдал мне валявшимися на кресле книжками по затылку, лопаткам и заднице.
– …потрудиться выслушать и понять! Она просто отправила зум, сообщив о поломке, с которой не могла справиться сама!
– С чего она взяла, что может слать тебе зумы в такую рань, откуда у нее вообще твой личный код!
Теперь мы стояли лицом к лицу чуть вытянувшись навстречу и одинаково сжимая руки в кулаки. Швыряться обвинениями и ядом так выходило эффективнее, чем сквозь щиты, огненные вуали и бросающуюся под ноги мебель.
– Мы контракт на аренду подписали, как ты помнишь, и подписи там две! – рычал Адам.
– Почему она аварийку не вызвала? – взвизгивала я.
– Вызвала! – огрызался он. – Но там велели ждать, а она не могла ждать.
– И ты! Ты! Тоже никак дождаться не мог!? Да?
– Что ты вообще там делала в такое время?
– Добрые люди подсказали, – шипела я.
– То есть этой старой грымзе ты веришь, а мне нет?
– Эту грымзу я знаю дольше тебя, Верстен, и она – честная грымза, а не такая лживая сволочь, как ты. И чему мне верить? – я взмахнула руками, с пальцев фейерверком посыпались искры. – Твоему “это не то, что ты думаешь” или своим глазам?
– Один единственный раз!.. – взвыл Адам, возводя глаза в прокопченный и местами тлеющий потолок.
– То есть все-таки этот раз был! И в который раз?! – в моем голосе прибавилось децибел.
Грохнуло. В дверь, явно вынесенную плечом, вломились Фааль и какая-то особа.
– Вон! – рявкнули мы на них и снова уставились друг на друга, тяжело дыша от выплеснувшихся эмоций и потраченных на противостояние сил.
Оседали на безнадежно испорченный ковер хлопья пепла и нити противопожарного заклятия, вяло трепыхались на ветру огрызки штор. Синих! Поскрипывала полуоторванная рама, вынесенная ударной волной, зачарованные противоударные стекла в книжных шкафах пошли сеткой мелких трещин, но еще держались. Оставшиеся целыми стулья жались за пропаленным диваном, комод пытался сбежать. Не успел. Упал медными ручками в пол и прикинулся дохлым. Трон валялся на полу задрав ножки. Он признал поражение, а вот его хозяин – вряд ли.
– Это разговор глухого со слепым, – бросил мне в лицо Адам.
– Да, – согласилась я, – ты любишь поговорить сам с собой.
