Вера
– Что он тебе сказал? – постукивает костяшками пальцев по стеклу наш Батюшка, которого мы нарекли так, благодаря церковной фамилии Поп.
– Сказал, что рад видеть, и позвал на свидание в воскресенье.
Иногда за глаза мы зовём его Геной, так как он наш генеральный продюсер.
Ну а, совсем уже наедине с собой, я величаю его обыкновенным мудаком. Потому что он любит давать мне самодурские задачи и требовать их выполнение сиюминутно.
– Про прииски золотые болтал?
– Нет.
– Плохо, – бьёт он по столу кулаком. – Я же просил разговорить его.
– Сами бы поговорили, – замечаю, разглядывая маникюр.
– Милочка, – краснеет. – Я всё могу сам. Поговорить с греком, сделать сам себе авторскую передачу. Есть только один вопрос, – взрывается. – На хрена мне тут ты, спрашивается?
– Пошла я, – тяжело вздыхаю и хватаю свою сумку. – Здесь аура у вас плохая. Надо бы проветрить.
– Анатолий Аркадьевич, – в кабинет заглядывает мой заклятый коллега Артемий Вознесенский. – Вы заняты?!
– Нет, Артём, – намеренно приятно отвечает наш Карабас-Барабас. – Милочка уже уходит. А ты, – смотрит на меня язвительно и обращается к Вознесенскому, – проветри окно, – кивает в сторону закрытых жалюзи. – А то у нас здесь говорят аура плохая.
Усмехаюсь и облизываю идеально подрисованные карандашом губы.
– До свиданья.
От души хлопаю тяжёлой дверью. Сложив руки на груди, неторопливо иду по коридору.
Сзади слышится стук.
– Довела старика, Стоянова? – шипит Вознесенский. – Бросила, что ли?
Ржёт как идиот и болезненно дёргает за волосы, которые утром были аккуратно уложены в высокий хвост.
То, что я сплю с генеральным – давняя байка, этим уже даже стажёрок не удивишь. Самое мерзкое – распространяет её человек, который сейчас пялится на мою задницу, обтянутую синими джинсами, и смещает взгляд ниже. Облизывается на чёрные ботфорты-чулки на высоком каблуке.
– И что ты в нём нашла? – спрашивает, поправляя смешную для тридцатилетнего мужика длинную чёлку. – Я бы тебя сам трахнул.
– Свою жену трахни, – отворачиваюсь.
– Жену я каждый день трахаю, – цедит он ехидно. – А тебя бы на разок. Верунчик, а?..
– Боюсь, на разок тебя не хватит, Вознесенский, – поднимаю руку и показываю ему «фак». – Дождевые черви в штанах меня не вставляют.
– С–сука, – шипит Артёмка.
Залетаю в студию и разместив одну ладонь на талии часто дышу. Приоткрытая в топе с длинным рукавом грудь тяжело вздымается.
Я… могу достойно себя защитить, но так хочется, чтобы это сделал кто-то другой… Вре́зал этому козлу за все гадости, которые он совершил за годы моей работы на телике.
Подхватив тренч, вылетаю на улицу.
Усаживаюсь в свой любимый Опель и тут же, падаю на руль. Всхлипываю от обиды. Все как сговорились.
С волками жить – по-волчьи выть!
Это правило я давно осилила.
Успокоившись, подкрашиваю ресницы и губы. Очерчиваю кисточкой высокие скулы на лице. Сбрызгиваю длинную шею вкусной туалеткой. Мой внешний вид – это то, что всегда придаёт уверенности. Какая бы беспроглядность в жизни ни накрывала!
Выехав на дорогу, отвечаю на звонок Анны Ивановны.
– Да, слушаю.
– Верочка, тебе удобно говорить? Ты не перед камерой?
– Нет, Анна Ивановна, я за рулём.
– Ааа, – неуверенно отвечает соседка моих родителей. – Верочка, с мамой, по-моему, беда случилась.
– Что такое? – дрожащими руками резко паркуюсь справа и врубаю «аварийку».
– С утра слышала её стоны. Думала, может, какие процедуры делает? А они всё не проходили. А вот где-то час назад, я как раз вышла тут убраться на площадке, они прекратились. Я позвонила в квартиру, а никто не открывает.
