– Так и без нас мог улететь.
Дед кивнул в знак подтверждения слов нашего героя и закрыл скрипящую дверь. Соломон поднялся с корточек и посмотрел в иллюминатор, увидев при взлете, а позже – и более четко на высоте – огромную окружность, простирающуюся на десятки километров в тайгу, обагренную светом прожекторов.
– Видишь? – сказал дед. – Что-то строят и, по ходу, до прихода зимы достроят.
– А почему же в новостях ничего нет про эти мегастройки? – удивился Соломон.
– А потому что для новостей в тайге пожары, и Компания их тушит, и никто сюда не суется, и всем все равно, что их тушат уже лет десять. Они деньги государству дают, и все у них ровно. А что это за штукенция круглая, никто не знает. Вот так мы тут и живем, а завтра что-то взорвут: или Россию-матушку, или всю планету – и все. А никто об этом и не знал, кроме местных жителей, которым рты-то закрывают и не дают свободу слова. А если и дают, то кто простые люди против этих? Да никто! То же самое, что в небо плюнуть: толку не будет, только сам изгваздаешься. Мы живем в тот век, когда наши же начальники стали нашими врагами. Тут не нужно басурман бояться или войны с Америкой, тут тебя свои погубят.
Соломон одобрительно посмотрел на деда, который не без страха смотрел в иллюминатор, как в будущее, только себя в этом будущем дед уже не видел. Они оба пробрались через машину нашего героя в кабину пилота и уселись на свои обычные места. Дед достал флягу горькой из кармана своего старого пиджака и налил в кружку Соломону, сам прихлебывая из горла. Наш герой принял кружку уже без всякой лишней мысли и одним глотком покончил с жидкостью, дав деду знак подлить ему еще. И в таком положении они летели еще шесть часов, выпивая молча, пока не долетели до Биробиджана, где дед, уже изрядно напившийся, сказал Соломону:
– Вот он, русский Израиль.
Наш герой при этом испытал волнение и поднялся, не понимая, о чем говорит старик. Затуманенный алкоголем рассудок Соломона при слове «Израиль» начал проецировать кадры войны и лица той тысячи человек, что наш герой свел в могилу. Соломон сел обратно, раскачиваясь, и закрыл голову руками, на что дед решил, что он сильно пьян, и сказал ему:
– Мы тут заправимся, Сашко поспит чуть-чуть, и полетим дальше. Отсюда до Сахалина верст семьсот, так что не бойся, поспи сейчас, а завтра будем на месте.
Соломон опрокинулся на бок прямо на холодном полу и лежал с открытыми глазами. Дед и Сашко вышли из кабины и не возвращались до следующего взлета. Прошло часов семь-восемь до того момента, а наш герой все это время лежал на боку с открытыми глазами, обличаемый совестью и понимающий, что никогда не сможет искупить свой грех и заглушить эту боль, которая новым огнем вспыхнула и не угаснет до конца его времени. Скрипучая дверь отворилась, и через Соломона переступил молчаливый Сашко. Погодя зашел и старик.
– Давай вставай, сейчас взлетим. Ты что, тут все это время провалялся?
Наш герой молча приподнялся и уселся на пятую точку, смотря деду в глаза. Тот протянул ему кружку с горькой и сказал:
– Мы тут не едим совсем. Если ты хочешь кушать, то у нас нет нечего. Сашко ест мало и редко, потому что постоянно сидит и спит, а у меня рацион один только – спирт и вода. Чтобы не видеть ни горести, ни радости этой жизни. Только вон Сашко меня тянет – так бы спился, как один из дворовых алкашей у подъезда. Так что пожрешь по прибытию, а пока только вот.
