Вот и Борьке исполнилось пять лет…
Всё это трудовое счастье и мирные хлопоты враз рухнули в июне тысяча девятьсот сорок первого года.
4
О начале войны сначала узнали мужики, которые двадцать второго июня оказались в городе. Приехали мрачные, и после обеда уже по деревне разнеслось, что заберут всех мужиков на войну. Уже в этот вечер бабы в деревне голосили. Они заранее, больше, чем бодрящиеся мужики, почуяли настоящую, а не игрушечную, беду.
Уже на второй день после выступления Молотова по радио четверо мужиков и парней в деревне, получив призывные повестки, собрали вещевые мешки и пешком, сопровождаемые бабами и детьми, направились в Александров, в военкомат. Городской вокзал наполнился шумным народом.
Сначала среди деревенских мужчин ощущалось спокойное настроение: войну скоро закончим, дай вот срок, разобьём фашиста и вернёмся домой. Когда узнали, что Красная Армия отступает, в разговорах и беседах появилась мужицкая злость: мы эту гадину раздавим, ишь чего, сволочь фашистская, задумала – до Москвы дойти!..
И уже, один перед другим, ожидали повестки, готовились, завершали дела, спешили сено косить, управляться с огородами, чтобы не оставить баб и детей до осени, до победы, без урожая. И повестки приходили каждый день. И каждый день раздавалась по всей деревне гармонь Толяна-гармониста, – уже женатого мужика с двумя детьми. До тех пор играла гармонь, пока Толяну самому не пришла повестка.
Первого июля провожали Ивана Елина. В этот день, кроме него, ещё трое из Наумова уходили на войну. Запрягли лошадь, а Польку и Борьку оставили с бабкой Пелагеей, которая рыдала неотрывно и, прощаясь, повисла на шее Ивана.
Из военкомата Иван шёл в строю, то и дело забрасывая вещевой мешок за правое плечо. Мужиков и парней было много – человек двести. И всё Иван оглядывался, – Дарья с Леной и Надей ехали позади строя на телеге, а их лошадь почему-то то и дело спотыкалась на булыжной мостовой.
На железнодорожном вокзале негде было яблоку упасть. Здесь над бушующей толпой то и дело раздавались громкие команды сопровождающих командиров, женские вскрики и детский плач – всё вместе. И весь этот шум и гам перемешивался с паровозными гудками и с грохотным стуком и лязгом проходящих мимо поездов.
Дарья, бросив поводья и соскочив с телеги, ринулась с девочками в самую гущу и успела-таки схватить Ивана за плечи и последний раз поцеловать. Потом мужики поднялись по одному в товарный вагон, поданный из Карабановского тупика, и вскоре за ними только курился голубой дым, уходящий вдаль, к Москве…
На обратном пути лошадь еле-еле понуро тащилась в гору, и Дарье не хотелось её торопить. Всё, связанное с Иваном, от первого свидания в роще до последнего поцелуя на вокзале, вдруг поднялось в её памяти, застлало густым дымом глаза, и она, сидя на телеге, перед самой деревней, вдруг тяжело охнув, повалилась на спину и потеряла сознание. Очнулась оттого, что девочки, не останавливая лошадь, с громким плачем встряхивали её, пытаясь привести в чувство.
– Мама! Маманька!..
Опомнилась уже на крыльце дома, где с нетерпением ждали их возвращения свекровь и Полька с Борькой.
5
С уходом Ивана на фронт жизнь в семье и во всей деревне с каждым днём тяжелела. Уехавших мужиков надо было заменять. Рабочих рук не хватало. Многое в деревне легло на плечи женщин и детей, пригодились и почтенного возраста старики.
