тому, что рассказывал старый солдат. Хотя другие парни, слушая деда, нет-нет, да и взрывались хохотом:
– Ну, дед, ты дал! Ну уж загнул так загнул! Вот уж заврался в доску! Получается, что если бы не ты, то и Советская власть давно бы ноги откинула, а?
На подобные замечания дед Андрей надувал губы, хмурился и больше не открывал рот, пока скептики не покидали его общество, а их место на лавке под забором Парфёновых не занимали более сговорчивые слушатели вроде Борьки Елина. Вот Борису дед не уставал рассказывать всё, что он просил, с такими подробностями, что щипало душу.
Но откуда деду Андрею было знать, что Борька и в его рассказах выискивал всё то же, своё: как ведут себя в жизни или как могут поступать командиры и вообще люди, поставленные над людьми, на какую-то высоту?
Наслушавшись небылиц Парфёнова, Борис долго ходил под впечатлением услышанного. Трудно было, конечно, в этой трепотне отделить правду от вранья, но Борис то и дело ловил себя на том, что жил жизнью этих самых командиров, находился как будто в пекле сражения, давал указания и приказы, видя себя в роли красного командира с биноклем в левой руке и револьвером в правой.
Идя домой, никого не видел и никого не слышал, если встречался кто-то по дороге и пробовал завести разговор, он в беседу не вступал. Земляк, видя, что сынок Ваньки Елина не ответил на приветствие, изумлённо вскидывал брови и с недоумением провожал его взглядом: о чём может так усиленно думать парень, чего так ушёл в себя?
Странностям Бориса Елина не было границ. Заходя к знакомым, через минуту во время разговора он без предупреждения мог развернуться и уйти, так что народ и не понимал, зачем он заходил и почему рано вышел. Вот такая рассеянность и забывчивость вошли в Борькин характер. Дома он не помнил, куда, раздеваясь на ночь, уложил свои вещи. Носки свои искал с таким раздражением и недовольством на жизнь, словно наступал конец света, и его заставляли босиком бежать на другую планету. Правда при отце старался вести себя тихо, звука лишнего не издавал. Помнил одну неприятность, что случилась полгода назад. Борис как-то набросился на мать, обвиняя её в том, что она куда-то упрятала его тетрадку, где он записывал все школьные задания. Отец тогда стоял под окнами и слышал раздражённый разговор Бориса с матерью. Не стерпев такого тона разговора, Иван Петрович зашёл в дом и, не заходя в комнату, при открытой двери, насупив брови, крикнул с порога:
– Ты, верзила и лентяй, ты как разговариваешь с матерью? Ещё раз услышу в таком тоне, ремнём угощу. В детстве не применял ремень, а сейчас знаешь, как отполосую!
Тогда Дарья Силантьевна, увидев мужа в таком редком состоянии, агрессивно настроенного против собственного ребёнка, заулыбалась, глядя прямо в его лицо, и смягчила обстановку. Пришлось и Ивану Петровичу подмигнуть жене и ответить лёгкой улыбкой.
Короче говоря, Борис Елин в период окончания средней школы слыл в деревне Наумово непутёвым парнем, со странностями какими-то, не вполне ясной головой, не имеющим перед собой никаких определённых целей или, как обычно про таких выражаются в деревне, – ни рыба, ни мясо.
4
Когда Борис оканчивал школу, сестра Пелагея выходила замуж, и в доме Елиных состоялась свадьба. Жениха сестра сыскала в городе Александрове.
На свадьбу явился приятель жениха, Валерий Рогачёв. Его, собственно, и привезли в Наумово, чтобы он выполнил роль шафера на свадьбе. Это был парень невысокого роста, неказистый с виду, весь в веснушках. С Борисом он как-то сразу подружился. При разговоре предложил ехать вместе с ним в город Омск для поступления в институт.
