Царь степей. Aspergillum Lуdiаnum (сборник) - страница 2

Ни малейшего ветерка не чувствовалось; солнце пекло жестоко, и духота становилась невыносима. Однако, несмотря на это, Тейтли раздражал своего коня, по-видимому, с целью изучить его характер и испытать, насколько он терпелив и послушен. Среднего роста, светло-гнедой масти, как почти все туземные лошади, конь взвился на дыбы, задрожал, озираясь дико по сторонам, но под давлением сильных колен и чуя твердую руку опытного наездника, кроткая природа коня одержала вверх, и он, успокоившись, понесся ровно и спокойно. Иногда Тейтли, точно выведенный из терпения его медленностью, пускал того полным галопом, далеко опережая своих спутников. Однако каждый раз он останавливался и поджидал Летящую Рыбу и Черного Коршуна, так как Хоцитл, следившая за каждым его движением, никогда от него не отставала.

– Почему, – сказал Черный Ястреб, обращаясь к Хоцитл, – Тейтли не хочет скакать безостановочно? Таким образом он мог бы доехать до деревни перед заходом солнца?

– Ну нет! – отвечал Тейтли, повернувшись в седле. – Довольно уже одной непростительной неосторожности. Смерть Замбо уже заставила меня раскаиваться в чрезмерно быстрой езде. Мы теперь почти в неприятельской местности. А так как с одной лошадью на двоих ты и твой брат могли бы сделаться жертвами одного человека, я хочу, чтобы вы остались в живых.

– Тейтли любит своих сынов, – отвечал Черный Коршун, восхищенным взором глядя на своего предводителя, – а потому его сыны всегда готовы умереть за него.

Хоцитл, как бы желая вознаградить Черного Коршуна за сказанное им, вынула из прически своей золотую булавку с головкой, украшенной жемчужиной и передала ее мужчине со словами:

– Это для твоей дочери Нахуатль.

Вероятно, это было очень завидное украшение в глазах индейца, потому что тот со сверкающим от восторга взором, поднял над головой булавку и радостно воскликнул:

– Для Нахуатль!

В течение целых двух часов под горячими лучами солнца спутники только изредка обменивались односложными словами, держась по возможности ближе к берегу моря. Наконец трава в степи стала гуще, и изредка начали попадаться кустарники. Вскоре начали вырисовываться извилистые ветви каменного дерева, и послышались резкие звуки стрекозы. Местность стала возвышеннее, неровнее, и вскоре всадники были уже отделены от необъятной сухой равнины рощицей на значительном возвышении. Наконец они достигли опушки леса, где находилась особая порода деревьев с громадными корнями, распространявшимися до самого берега моря.

Все изменилось. Почва была совершенно иного рода. Всюду встречались желтые и голубые цветки, и несколько пород птиц кружились вокруг кустарников. Вдруг как раз напротив всадников поднялось густое облако пыли и быстро стало надвигаться на них. Не было ни малейшего ветерка; всадники остановили своих лошадей и всматривались в горизонт.

– Это убегает дикий буйвол! – сказал Тейтли, отпустив повода и двинув лошадь вперед.

– Погоди! Его преследуют! – вскричала Хоцитл.

– Преследует ягуар?

– Нет! За ним гонятся охотники, – возразила молодая женщина.

Тейтли поднялся на стременах. Его жена не ошибалась. Действительно, два всадника в пятидесяти метрах один от другого размахивали лассо над своими головами и скакали за обезумевшим животным. Тейтли снял седло со спины лошади, спустив его быстро на траву, и затем приблизился к стираксу (дерево – рослый ладан) с очень густой листвой.