Царице моя Преблагая. Богоматерь - страница 11

Встреча Марии и Елизаветы.

Фреска. Фрагмент росписи собора Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре. Дионисий. 1502 г.

Вот Мария тихо приближается к потонувшему в зелени заботливо возделываемых садов городку и уже завидела за причудливо раскинувшим свои ветви платаном дом своих родных.

Радостно забилось Ее сердце, предвкушая ту минуту, когда Она впервые с часа Благовещения поделится с преданным Ей человеком Своей великой тайной… Вот уже Она подымается к дому, вступила в ограду, как Елисавета завидела Ее, бросила свое домашнее дело, спешит Ей навстречу, сошла с крыльца, протянула к Ней приветственные (первый привет человека Христу) руки. При первых словах Марии благодать озарила и возрадовала Елисавету: жизнь младенца, которого она в себе носила, почувствовала жизнь зачатого в Деве Христа – совершилась таинственная встреча двух душ. Устами матери взыгравшийся во чреве Елисаветы Иоанн торжественно в лице Пречистой Девы исповедовал и славил Того, Кого он должен был проповедовать, за Кого он должен был умереть.

Когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее, и Елисавета исполнилась Святого Духа, и воскликнула громким голосом (Лк. 1, 41–42).

Слова, которые воскликнула тогда по наитию Святого Духа Елисавета, были теми словами, которые вместе со словами Архангела Гавриила посылает постоянно христианство обратно в то Небо, откуда они ниспали: Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего! (Лк. 1, 42).

Далее Елисавета, первая из людей, называет Пречистую Деву Богоматерью: И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне? (Лк. 1, 43). Таким образом, тут, среди этого тихого палестинского дня, среди красоты кончающейся в это время в тех жарких краях весенней поры, впервые Дева Мария была исповедана благоговейным сердцем человеческим за Матерь Бога. В ответ на это величание Елисаветы Дева Мария ответила словами, которые точно так же вошли в обиход богослужения и представляют и смиренную хвалу избравшему Ее Богу, и смиренное сознание великого Своего назначения.

Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем, яко призре на смирение рабы Своея, се бо отныне ублажат Мя ecu роди. (Величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды (Лк. 1, 46–48)).

О чем говорили в эти три месяца пребывания у Елисаветы Пречистой Девы эти две жены, носившие в себе две жизни, которые должны были изменить быт и судьбу вселенной? Какие тайны, какие предчувствия поверяли они друг другу? Какими глазами смотрела Елисавета на Богоматерь, на Которой, конечно, чудным образом сияла святыня Божественного созревавшего в Ней существа?

Так Ветхий Завет доживал уже последние дни, и сокровенно неслышно приближалась иная пора, которая должна была начаться с Рождества Христова.

Мария снова в Назарете. Следы плодоношения Ее становятся заметны, и начинается великая скорбь Ее от подозрений Иосифа. Можно представить себе положение человека, который видел в Деве Марии высшее, святейшее воплощение всего самого высокого, самого отрадного, чистого, надземного.

Икона Божией Матери «Взыграние Младенца». Конец XV3I6 в.

Он радовался, что его старческая рука благоговейно и трепетно охраняет этот цвет непорочности, чудную безгрешную Деву, – и вдруг Она готовится стать матерью! Неужели могли лгать эти глаза, через которые смотрит в душу само Небо? Неужели позор лег на это чело, озаренное сиянием какого-то невещественного света? Неужели слова жгучей ласки, слова грешной чувственной любви произносили эти невинные уста, так скупо говорившие земные слова, раскрывавшиеся лишь для того, чтоб в тайне и в тишине, ведомо и слышно Одному Богу изливать Ему потоки хвалы и благоговения?