– Значит, «движения нет», – повторил Никита Сергеевич.
– Нет. Может, давление прыгает, а может, захотел тишины. Мы ему тоже порядком надоели. Я сам сегодня лекарства пил, – признался Маленков, – голова пополам! А Иосиф, сам понимаешь, один йод глотает. Может, придавило старика, лежит, отдыхает.
Для всех был праздник, если Иосифу Виссарионовичу нездоровилось, тогда не надо было ехать в гости, можно было провести вечер дома, в кругу семьи, но такое случалось не часто. Даже в отпуск, обычно Сталин уезжал в Сочи или в одно укромное местечко рядом с Сухуми, приходилось в обязательном порядке «ехать отдыхать», сопровождая Генерального Секретаря. Вот где было настоящее испытание – с утра до ночи неразлучно с вождем!
Сталин сам выбирал, кому с ним быть. Он и в отпуск каждого члена Президиума отправлял лично. От его имени звонил Поскребышев и объявлял: «Вы с 5 по 30 июля едете в Гагры», – или в Сочи, или на Валдай, или в другое место, куда указывал Сталин. Никите Сергеевичу однажды велели ехать в Крым, в Ливадийский дворец. Правда, Хрущевых поселили не в царском дворце, а по соседству, в Свитском корпусе, так как непосредственно царский дворец занимала дочка Иосифа Виссарионовича, с очередным мужем. Из Ливадии Хозяин вызвал Хрущева в Сочи: «Давай ко мне! Тут и Маленков приехал, и Булганин». Без компании товарищ Сталин не оставался.
В полночь раздался звонок Николая Александровича:
– Выходной выдался! Лаврентий говорил с Хрусталевым, что в Волынском начальником. Хрусталев сказал, что с утра товарищ Сталин читал, потом уснул, свет погасил. В шесть вечера свет снова зажегся, но никого не вызывал, отдыхает.
– Пусть отдохнет! – отозвался Никита Сергеевич. – Я сегодня зубы лечил, всякой дурью меня опоили, до сих пор как пьяный.
– Ты с врачами осторожней! Сам знаешь, какие среди них изверги попадаются.
– Ладно тебе!
– Не теряй бдительность! – наставлял Булганин. – Если б заранее знать, что сегодня выходной, я бы к своей Машке рванул, а то сидишь, как на иголках. Словом, отбой!
– Дети завтракали? – спросил Никита Сергеевич, он проспал до половины десятого.
– Завтракали, – отозвалась супруга. – Ириша в школу не пошла, затемпературила.
– Пусть из комнаты не выходит, а то всех заразит.
– В кровати лежит, горло календулой полощет. Сядь, поешь!
– Я к тебе! – раздался звонкий голос, и мальчуган, сжимая в руке самодельный самолетик, бросился к отцу.
Никита Сергеевич подхватил сорванца и усадил на колени.
– Я летчиком буду!
– Молодец!
– Ира заболела, – доверительно сообщил малыш.
– Ты к ней не ходи, ладно?
– Мне одному скучно!
– С мамой поиграй.
– Может, с тобой? – и мальчик вскину на отца глаза.
– Дай папе поесть! – строго сказала мать.
– Никто со мной играть не хочет!
Иришка болела, у Рады началась преддипломная практика, и она постоянно пропадала в Москве; Сережа с утра до вечера был в институте. Никита Сергеевич съел кашу.
– Папа, папуля! – шептал Илюша. – Ты мой любимый!
Никита Сергеевич млел.
– Поиграем?
– Мне, родненький, на работу надо!
– Давай хоть мыльные пузыри пустим?! – глаза Илюши трогательно смотрели на отца.
– Давай! – сдался Никита Сергеевич и громко позвал: – Несите нам мыльную воду, мы пузырить хотим!
Нина Петровна улыбалась, она радовалась, что муж отдохнул, весел, и зуб у него прошел – пусть с сынишкой повозится, такое только на пользу.
Папа с Илюшей перешли в соседнюю комнату, куда подали кастрюльку с мыльной водой и трубочки, из которых дулись пузыри.
