– Догадываюсь, – просипела я, спазм в горле мешал говорить. – Не отменять концерт.
– Муж и жена – одна сатана, – проворчал Виктор. – Устроил мне шеф, короче, грандиозный разнос, позвонил организаторам и сказал, что все в силе, концерты состоятся, а затем, не обращая внимания на увещевания врачей приемного покоя, категорически отказался от госпитализации, написав расписку. Видела бы ты, как обрадовались организаторы! Пригнали к больнице лимузин, чуть ли не ковровую дорожку перед Майоровым расстелили. Еще бы – два аншлаговых концерта, все билеты давно раскуплены, и в случае отмены ребята влетели бы на неслабые бабки. Короче, этот упрямый осел отработал вечером, как всегда, на бис. Единственное, на чем мне удалось настоять, было присутствие бригады «Скорой» за кулисами. Так, на всякий случай. Случая, к счастью, не произошло, но вымотался сегодня босс страшно. В гримерку вернулся чуть живой. И от этого, наверное, очень дерганый. Коробочку все какую-то с собой таскает, заглядывает постоянно туда, улыбается, а через пару минут – срывается, кричит на всех. Явно на грани нервного срыва человек. Я и попросил врача дать Майорову что-нибудь успокоительное. Спит теперь твой ненаглядный сном младенца. А завтра, когда проснется, ввалит мне по полной программе. Мне же велено было ничего тебе не говорить, Алексей поэтому и сам сегодня не звонил, знал, что ты по голосу неладное заподозришь. А попробуй тебе не скажи, когда ты страшную участь обещаешь. Я в евнухи не хочу, я женщин люблю очень. Вот свалилась парочка на мою голову! И кто будет завтра крайним? Конечно, Виктор!
– Не бухти. – Я невольно улыбнулась, слушая причитания приятеля. – Судьба у тебя такая, смирись. Я, конечно, попытаюсь тебя завтра реабилитировать, но барин у тебя вредный очень.
– Ага, сатрап злобный. Слушай, – внезапно оживился Виктор, – в качестве моральной компенсации открой мне тайну – что в той коробочке, которую босс с собой повсюду таскает?
– Пепел его прежнего администратора.
– Я серьезно!
– Там пластилиновый мишка, которого Ника вылепила для папы перед его отъездом.
– Тогда понятно. Как там наша красавица?
– Лучше всех. И вот еще что – скажи Лешке, что у нас тут сюрприз для него имеется, но мы ему ничего не скажем, узнает, когда вернется. И так будет с каждым, кто семье сутками не звонит!
– Мстительная ты все-таки женщина, Анна Лощинина. Не зря я тебя боюсь.
– Правильно делаешь. Спать иди.
– Катерине привет передавай. Небось пирожки на ужин были?
– И не только.
– Совсем грустно. Ладно, пока, пошел рыдать от зависти.
– Успехов тебе.
Я нажала кнопку отбоя и только сейчас обратила внимание, что руки у меня трясутся, словно у запойного алкоглота. Понятно, отходняк начался, сдулся киборг. Страшного ничего не произошло, похоже, у Лешки те же проблемы, что и у меня. Тут Виктор прав – мы с Майоровым давно уже одно целое, даже болезни у нас теперь похожи. И на стресс мы, значит, реагируем одинаково.
Я открыла окно и впустила в комнату холодный и влажный февральский воздух, давно уже барабанивший в стекло.
Устало, замучилось сердце,
От страха сгорая, кричать,
У злого огня не согреться,
Уж лучше на снег – замерзать.
Стихи ворвались вместе с ветром, появившись совершенно неожиданно. Гнать их в форточку я не стала, пусть поживут.
Пока ловила за хвост неугомонные строчки и записывала их в блокнот, куда-то подевался тремор в руках. Теперь можно и ребеныша навестить, пора ее спать укладывать.
