Царство сумеречных роз - страница 24
Он вновь улыбается. Боже, я уже ненавижу его всепонимающую заботливую улыбку! Ян точно знает, что я чувствую. В его глазах царит предвкушение.
– Так нечестно, – шепчу я, заворожённая видом крови.
В ушах зашумело и я несмело шагаю назад, теряя желание уйти. Сопротивление смело волной, и через миг я уже стою подле вампира, протягивающего мне руку.
– Я не обещал играть честно, – отвечает он, когда я впиваюсь в его запястье и принимаюсь слизывать кровь как ребёнок, лакающий материнское молоко.
Свободной рукой он касается моих волосы, нежно прижимая к себе, говоря:
– Это будет самое удивительное путешествие, Дари. Мы совершим его вместе.
Говоря о путешествии, Ян умолчал, что сначала я погружусь в бесконечный кошмар, из которого нельзя выплыть. После вампирской крови, трансформация начала набирать обороты, и теперь меня мучил иной голод. Более зверский, ненасытный, злобный.
Меня перенесли из клетки в небольшую комнату и привязали к больничной койке. Теперь новая кровь поступала прямо в вену, чередуя человеческую и вампирскую. Последняя приносила облегчение, после которого мука усиливалась. Меня ломало изнутри. Кости будто плавились в печке, и вскоре внешний холод остался в прошлом – жар сгораемой человечности оказался горячее жерла вулкана.
Не будь я привязана, то металась бы по полу и обязательно переломала бы все кости, настолько сильной была боль превращения. Периодически я впадала в какой-то кататонический ступор, от которого казалось, что время не линейно, оно тягучее как помадка во рту. Сладкая, но вязнет на зубах.
В навалившемся бреду начались галлюцинации, от которых хотелось выть. Я лишилась кожного покрова, потеряла волосы и зубы с ногтями, да и саму душу бросила к ногам Яна, который ухаживал за мной как за собственным дитя. Пожалуй, только его присутствие позволяло мне оставаться в рассудке. Он менял постельное бельё, мыл моё тело, расчёсывал волосы, подолгу сидел у постели, напевая колыбельную и рассказывая детские сказки. Держал за руку, успокаивал и обещал, что скоро всё закончится.
Как в таком монстре может помещаться столько нежности? Почему он так заботится обо мне, будто я самое драгоценное, что у него есть? Слова могут обмануть, но глаза – никогда. В полусумраке палаты они сияли как свежая зелень на лугу, переливаясь сотнями оттенков трогательности, ласки и любви.
– Потерпи, малышка. Кошмар не будет длиться вечно.
Я чувствую себя ящерицей, сбрасывающей кожу. Бабочкой, вылупляющейся из кокона. Птенцом, вылезающим из скорлупы. Даже ягнёнком, выскальзывающим из материнского нутра. Разом всеми. И никем из них, ведь то, через что я проходила, – уникально. И чересчур страшно.
– Я так больше не могу, – прошептала я в минуту затишья.
Последний этап дался нелегко, казалось, что глаза вытекли из глазниц, а вместо них вставили горящие угли. Боль ушла, и теперь я видела всё таким чётким, насыщенным и ярким, что не могла сосредоточиться ни на чём, кроме танца пылинок в сумрачном свете. Цветная слепота. Присутствие Яна ощущалось как грозовое облачко, горный массив или дикая волна, запертая в чашке.
Он занимался любимым делом – расчёсывал мои волосы, перебирая каждую прядку. Старые давно повыпадали. Новые росли чересчур быстро.
– Осталось недолго, Дари, – он целует меня в макушку, а потом уходит, и мой мир взрывается.
Возможно, я была наивна. Возможно, моё доверие перешло границы, и я приняла Яна таким, какой он есть. Даже после того, что он сделал с моей дубравой и со мной. Вероятно, болезненная трансформация повредила мои мозги, раз я привязалась к вампиру и искренне радовалась его приходу. Что поделать, боль меняет людей. Иногда кардинально.