Царствуй во мне - страница 8

– Непременно… Разумеется, – оживился Шевцов, поспешно извлекая портмоне. – И вот что: предоставьте мне возможность оказывать вам ежемесячное вспомоществование. Вплоть до совершеннолетия. Сколько вас у отца?

– Четверо. Еще сестра – три года, Варюшка. Поскребыш.

– То милое дитя, что было у вас на руках? Скажите, а вы случайно не состоите в родстве с…

– К графьям Чернышевым не имеем никакого отношения. Все спрашивают. У нас и фамилия иначе пишется.

В просторной столовой Валерия Леонидовна на правах хозяйки потчевала любезного гостя. Мать ее давно умерла, а отец так и не сумел утешить себя новым союзом, встретив ревнивое сопротивление единственной, боготворимой, своенравной дочери. Впрочем, позднее, перепоручив дитя Мариинскому обществу воспитания благородных девиц, он дозволил себе негласные отношения с незамужней дамой лет тридцати, навещая ее скромную квартирку в доходном доме.

Передавая Шевцову вазочку ароматного черешневого варенья, тонкокостная, рыжеволосая Лера в светло-лиловом поплиновом ниспадающем платье воодушевленно делилась только что прочитанными газетными новостями:

– Наше порочное самодержавие покрыло себя очередным позором – вы слыхали, Валерий?

– Что такое? Отчего столь нелицеприятная, можно даже сказать, жесткая характеристика?

– Как? Разве не преступление – цинично устроить кровавое побоище, расстреляв безоружный народ, включая женщин и детей!

– Ну… не такие они безоружные… И женщин с детьми зачинщики привели для своего прикрытия и для пущих жертв. А из отвлеченного понятия «народ» газетчики сотворили жертвенного агнца – и злоупотребляют им как только могут.

– Откуда вам известны такие подробности?

– Я имел несчастие находиться там, Лера.

– Как! Вы участвовали в расстреле рабочей демонстрации?

– Мы выполняли приказ, chreie.

– Mais vous devriez comprendre: c'est terrible! И именно – на святого Филиппа Московского!

– А что, если бы в другой день расстреляли, – было бы не так ужасно?

– Поразительное бессердечие.

– Дорогая, я стрелял в бунтовщиков.

– Et si vous etiez a faire fusiller nos servants? Ou bien les voisins?[2]

– Коль скоро присоединятся к террористам и возьмут в руки оружие – несомненно. Надо будет – не дрогну.

– Господин Шевцов, да вы – чудовище! – с ужасом в голосе воскликнула чувствительная молодая особа.

Шевцов прикусил губу, сдерживая себя. Он не терпел пафоса, тем более в отношении малознакомого собеседнице предмета. Наигранные эмоции Валерии прозвучали неискренно, впрочем, истеричные нотки в голосе девиц были вполне в духе времени.

В начале февраля, на фоне беспрестанных революционных брожений, охвативших центральные регионы Российской Империи, грянуло новое потрясение: убийство членом боевого подразделения эсеров Великого князя Сергея Александровича, недавнего московского генерал-губернатора. Шевцова это событие особенно расстроило: он был искренним почитателем Великой княгини Елизаветы Феодоровны, покорившей его воображение грациозной деликатной красотою. Супруга дяди царствующего монарха представлялась Шевцову воплощением целомудрия, благородства, женственности.

В противоположность идиллическим представлениям Валерия Валерьяновича, его личная семейная жизнь решительно не заладилась. Лерочка болезненно ревновала его ко всем окружающим особам женского пола, вплоть до прислуги. Неожиданно она настояла на том, чтобы рассчитать горничную Марию, но и новая служанка ее не устраивала. Валерия едва сдерживалась, перехватывая обращенные к Шевцову любопытствующие взоры, – и дома взрывалась отчаянным протестом, переходящим в обвинения. Объяснения на повышенных тонах происходили едва ли не ежедневно. Молодожены перестали появляться в свете. Шевцову трудно было объяснить товарищам причину своего удаления из общества. Патологическая ревность Валерии была тому причиной. Молодой супруг к тому же опасался, как бы их разногласия не стали предметом сплетен, по причине невоздержности жены. Привыкший к самоуважению Шевцов не мог принять уничижительных прозвищ, обильно даруемых Валерией Леонидовной. Его мужское достоинство было уязвлено необузданностью избалованной жены.