– Эту деятельность, – говорю я, – нужно рассматривать в комплексе со всем остальным. Главная задача – подростков правильно воспитать и научить основам военного дела. А ещё вернувшихся инвалидов Афганистана к делу пристроить. А работа санитаров леса… это знаете, как… вторая, скрытая от всех сущность, в общем.
– И детей, то есть подростков вот этих, патриотически воспитанных, ты хочешь заставлять воевать с отбросами общества?
– Может, да, а, может, и нет. Это вы сами будете смотреть, кого можно, а кого нельзя.
– А если убьют кого из отряда?
– Теоретически, конечно, всякое может случиться. В каждом конкретном случае будем решать индивидуально.
– А если несколько таких случаев подряд, или единовременно? Не заинтересуются нами соответствующие органы?
– С органами, думаю, мы всё решим.
– Думает он, – хмыкает тренер. – Индюк тоже думал, да в суп попал.
– Будем стараться не попадать в суп.
– А надо стараться, – качает головой Скачков, – не быть индюками, понимаешь?
Ну что за манера, извлёк уже. На выдержку меня проверяет? Нельзя сразу сказать да или нет, надо помурыжить сначала?
– Так что скажете, Виталий Тимурович?
– Название надо придумать, – задумчиво говорит он.
Блин…
– Ну, вы мне скажите, согласны или нет, а потом уже всё придумаем – и название, и форму, и всё остальное.
– Это официальная работа?
– Ну, конечно. Симбиоз официальной и неофициальной. Так как?
– Что «как»? Я же сказал уже, давай попробуем. Согласен я.
Уфф… Ну, ладно. Не говорил, но всё равно хорошо. Отлично.
– Ну что же, значит по рукам?
Я протягиваю руку и он молча её жмёт.
– Вроде радость, работу хорошую получил, – качает он головой, – но как-то нерадостно. Почему, Егор?
– Потому что вы ещё не осознали, насколько нужное дело будете делать.
– Ладно, посмотрим. Чего конкретно делать-то? Когда приступать?
– Сейчас пока всё согласовывается в горкоме, так что может уйти около месяца, я думаю, но ваши документы уже сейчас надо предоставить, все, что есть. Чем больше, тем лучше. А вот к тайной стороне придётся приступать уже через два дня.
– И что делать будем, кого брать? Опять, как в прошлый раз?
– А вот мы с вами сейчас и решим, как, кого и сколько. Значит, вводные такие…
***
Прихожу домой, открываю балкон и падаю на свой диван. Надо сказать, что чувствую я себя лучше, чем вчера, но, до идеала ещё очень далеко. Ничего, сейчас полежу, отдохну и станет хорошо… Радж цокает когтями по полу, сопит, пытается привлечь внимание. Я опускаю руку и треплю его по холке. Хороший, хороший…
Дома не жарко тюлевая занавеска шевелится, пропуская воздух с улицы и принося жужжание троллейбусов, стоны грузовиков, свежесть и облачка бензинового перегара. На кухне бубнит радио: «…заслуженный деятель искусств РСФСР композитор Евгений Николаевич Птичкин. Все вы, конечно, помните его песни «Я люблю свою землю», «Ромашки спрятались», «Эхо любви» и многие, многие другие. И начать нашу передачу о творчестве этого замечательного музыканта мы бы хотели с известной песни «Я люблю свою землю»».
Насладиться песней мне не удаётся. Звонит телефон. Громко звонит, резко начиная и так же резко обрывая каждый перезвон. Подхожу к тумбочке.
– Алло.
– Здравствуйте, – раздаётся сухой женский голос. – Секретарь Захарьина Ефима Прохоровича. Соединяю вас с первым секретарём.
Ну давайте, соединяйте.
– Егор! – говорит товарищ Ефим. – Значит так, слушай сюда. Ноги в руки и быстро ко мне. И тащи своего офицера-наставника. Пусть захватит удостоверение, или что там у него. Характеристику и прочее потом уже. Я тут доложил о твоей идее наверх, и за неё схватились, как за подарок небес. У нас через три дня пленум обкома и старшие товарищи хотят рапортовать, что комсомольцы города вот такую хренотень организовали. В общем молодец ты, в струю попал, но надо поторопиться, дорога ложка к обеду. Если сейчас не успеем, считай всё, может и не пробьём уже. Уловил? Так что, тащи скорее своего военрука.
