– Эм… наверное, надо познакомиться, раз уж я тут новенькая… меня Катя зовут.
– В именах нет особенной необходимости, деточка, – мягко улыбнулась старушка, однако в зрачках ее пробежало что-то отдаленно похожее на издевательский смешок. – Меня вот-вот заберут, и ты меня больше не увидишь, а…
– Меня Кирилл зовут, – прервал тираду пенсионерки мальчик на соседней от Кати кровати. Он быстро встал и подсел рядом с девушкой, приняв ту же позу, что и на своей постели. – Я тут потому, что с законами не согласен.
– Тут все по этой причине, так или иначе, – вставила довольно резко самая первая Катина знакомая, Кэрри. – Он тут, потому что перед самыми дверями Корпорации собрал толпу из своих «единомышленников» и скандировал лозунги в знак несогласия с происходящим. Короче говоря, – она повернулась и посмотрела прямо на Катю. – Он пытался «разжечь в сердцах людей страсть и этой страстью свергнуть власть».
Катя быстро глянула на этого юного революционера. Он сидел в той же позе, опустив голову на колени, и улыбался, слыша свои собственные слова, девиз, который, как он сам верил, многое поможет изменить в этом неправильном мире. В его глазах заплясала былая удаль, былой задор. Казалось, еще секунда – и он перестанет сдерживать себя, рванет отсюда вон, созовет народ и пойдет снова маршировать непреступную Корпорацию.
– …чуть ли не всю жизнь.
– Я не расслышала, что? – резко обернулась Катя, поняв, что что-то прослушала.
– Я говорила, что ему здесь сидеть сказали чуть ли не всю жизнь, – ответила говорящая без тени недовольства. Наверное, ей было даже интересно с кем-то поговорить, ведь мало общих тем для разговора можно найти с бабкой и мальцом-радикалом, если это вообще можно сделать. – Пока из его головы идея переделки мира не выветрится, его отсюда не выпустят…
– И как они эту идею «выветривают»? – не поняла Катя, бегая глазами с лица на лицо.
– Кириллу назначили каждодневные занятия с политиком, сведущим в подобных вопросах, – ответила старушка. – Он приходит туда утром и возвращается оттуда днем, обедает, потом идет на работу, где трудится на благо Корпорации. Таким образом он понемногу узнает, чем занимается эта самая Корпорация. Со временем у любого человека начинает формироваться иное видение на ситуацию. Вообще практически все начинают иначе мыслить.
– А если не начинают?
Бабушка подняла глаза на Катю, словно пытаясь узнать, действительно ли та не знает? И если не знает, то почему?
– Сколько тебе лет?
– 17.
– И ты не знаешь ни законов, ни последствий за их нарушение? – в голосе скользнуло недоверие.
– Нет… законы-то я отчасти знаю, – поспешила выкрутиться Катя. – Но вот нарушения… я не знаю, что за них бывает, ведь я ничего раньше не нарушала, – и она мельком глянула на лицо каждого.
Ответ приняли. Это было видно по успокоенным взглядам.
– Ну так вот, – продолжила рассказчица как ни в чем не бывало. – Если человек не исправляется, то его считают угрозой и убивают.
Катя ожидала такого поворота, однако услышанное все равно ввергло ее в шок. Она с болью посмотрела на пятнадцатилетнего Кирилла и мысленно представила, как он исчезает. Чтобы видение пропало, пришлось хорошенько тряхнуть головой из стороны в сторону.
– Но не легче ли сдаться тогда, Кирюш? – Катя сама от себя не ожидала подобной фамильярности.
Мальчик с изумлением посмотрел на нее.
– Вы шутите, верно? – в зрачках уже не было ни детского задора, ни юношеского запала; в этих зрачках теперь были только злоба, серьезность, решительность. – Разве могу я отступиться, видя, что все в корне неправильно? Неужели вы считаете, что моя жизнь стоит дороже, чем жизни всех людей на планете? – он яростно хохотнул. – Да и не обесценится ли она после того, как я предам само понятие слова «человек»?
