Цена невинности - страница 7



Настоящее масло, между прочим! Тебе, навозник, такое и не снилось!

Рейн идет дальше. Задерживается у вазы династии Дзинь и заглядывает внутрь.

Хоть бы оттуда выскочила какая-нибудь астральная сущность и вцепилась прямо в твой точеный аристократический нос, Рейн!

Несмотря на бурлящие, словно кипяток, эмоции, которые так и норовят плеснуть через край и ошпарить, я по-прежнему не двигаюсь, терпеливо ожидая, когда эта странная пытка молчанием окончится. Происходящее, положа руку на сердце, далеко от нормальности. В ААИ не принято, чтобы наставники врывались в личные комнаты студенток без особой на то причины, и тем более без зазрения совести рассматривали их нагих.

И тем не менее это происходит. Рейн фон Аделхард все еще здесь, и не думает извиняться за свое хамское, непозволительное поведение! Совсем страх потерял!

Наставник заканчивает обход и снова застывает напротив меня. Его мужественное лицо с жесткими чертами выглядит старше и злей, чем когда мы виделись в последний раз. Передо мной больше не надменный мальчишка, посмевший дважды меня унизить, а уверенный в себе мужчина, один вид которого вызывает во мне весьма противоречивые эмоции. То, как он двигается, ведет себя спокойно и уверенно, словно в своем праве, будто система безопасности вовсе не записывает происходящее здесь, меня пугает. От Рейна фон Аделхарда исходит угроза, заставляя чувствовать себя трепетной ланью, как бы мне ни хотелось казаться мегерой.

Взгляд темно-синих, почти черных как глубокий космос, глаз из-под ресниц кажется осязаемым, когда скользит по моему телу. Он словно оставляет на мне невидимые царапины, которые начинают саднить. Рейн смотрит на меня без церемоний, по-хозяйски, словно показывая свою власть надо мной. Губы, шея, грудь. Здесь он задерживается, прежде чем направиться дальше. Живот. Треугольник аккуратно выбритых светлых волос. Бедра, колени, лодыжки… Достигнув щиколоток, двигается в обратном порядке, словно не удовлетворившись увиденным.

Стоять вот так и делать вид, что мне все равно, с каждым тягучим мгновением становится все невыносимее. Тысячу раз жалею, что затеяла эту игру. Надо было сразу принять полотенце и не артачиться, пока была такая возможность. Аделхард давно уже не тот несчастный мальчишка, который наказал меня за проступок, а потом и сам был жестоко наказан моим отцом. И больше не молодой и обиженный юноша, неведомо как сумевший выкупить контракт на мою невинность, который пялился на меня добрых десять минут после аукциона, прежде чем развернуться и уйти, так не сделав того, что полагалось, со своей неоправданно дорогой покупкой.

Рейн фон Аделхард заматерел, превратился в опасного хищника. Признаться, тогда стоя перед ним на круглом возвышении “витрины” я посчитала это верхом унижения, но сейчас… Сейчас было намного хуже. Хуже потому, что я, как и тогда, где-то в глубине души хотела, чтобы он сорвался и взял то, за что заплатил слишком высокую цену. И это дало бы мне право ненавидеть его еще сильней, потому что сейчас…

Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

После аукциона я не разговаривала ни с кем несколько дней. Не отвечала на вопросы и не позволяла докторам себя осмотреть. Помогла мама. Она каким-то чудом уговорила или подкупила семейного доктора, чтобы тот сохранил в тайне мою девственность. Для всех сделка прошла успешно. Аделхард подписал все бумаги, подтвердив тем самым, что контракт был исполнен, и он не имеет претензий к семье Кастильеро.