Мы образовали весьма живописную скульптурную группу, которую приметила Катя, выходя из комнаты. И спросила:
— А чего вы тут застыли? Ариш, что ты там нашла?
Разглядев находку, Катерина издала вопль, напомнивший мне сирену противопожарной безопасности, которую включали у нас в городе иногда, чтобы проверить работу оборудования. Даже подъём на третьей ноте был точно такой же — высокий и стабильный. Ящерица припала к полу и юрко побежала к двери жильца. Ариша вздрогнула и огорчилась вслед:
— Лялиська… Мама пугала.
— Не смей трогать эту гадость! — взвыла Катя, хватая мелкую на руки. — А вы… Вы! Я не понимаю подобной безответственности! Запирайте ваше чудовище в клетку! Люба! Как ты могла пустить в квартиру человека с животным?! Ариша больна, вдруг с ней случится приступ?!
— Тётя Юба, хацю Лялиську! — проныла мелкая, и я со вздохом улыбнулась ей:
— Мама сказала нельзя, значит, нельзя. Пойдём, я тебе какаушку сделаю! А потом будем сырники месить.
— У меня самого чуть приступ не случился, — буркнул Николай, поспешно ретируясь вслед за Лариской. — Простите.
Опять извиняется… Вот же! Лучше бы следил получше за своей зверюгой!
В два я увернула воду под кипящими пельменями и пошла в коридор. Постучавшись в дверь жильца, громко спросила:
— Николай, ты обедать будешь?
Шаги. Дверь открылась, и жилец высунул голову:
— А если буду?
— Тогда прошу на кухню.
— Приглашаешь? Кто платит за банкет?
— Не банкет, а всего лишь пельмени, — я пожала плечами.
— Темнота-а-а… — он покачал головой и отмахнулся: — Всё, иду.
Повернувшись, я наткнулась на сестру. И испугалась:
— Кать, ты чего?
— Аришка!
Катя тряслась мелкой дрожью и кусала губы. Я схватила её за плечи и встряхнула легонько:
— Чего?
— Приступ у неё, опять! Задыхается!
— Собирай ребёнка, а я в «Скорую» звоню.
Внутри всё всколыхнулось, залило жаром и опало. Так, мобильник. Выключить пельмени. Номер сто двенадцать. Полис, паспорт, папка с Аришиными выписками…
— Блинский блин!
Скорая занята!
— Что случилось?
Николай заглянул на кухню и стал свидетелем, как я нервно тыкаю в сенсорный экран. Бросила коротко:
— У Арины приступ, а Скорая не отвечает!
— Я отвезу, спускайте её в машину!
— Да не надо, ответят же…
— В машину! — рявкнул Николай и скрылся.
Зажмурившись, я приняла решение. Пока Скорая приедет… Даже с мигалкой… Пока разберутся, куда везти… На машине будет быстрее.
— Катя! Готовы? В машину, давай, давай!
— А Скорая? — замороченная сборами Катька держала в охапке синеющую Аришку, которая хрипела с каждым вдохом и выдохом и только цеплялась за куртку матери скрюченными пальчиками.
— Не спорь, бегом!
В машине Николай спросил, заводя мотор:
— Куда едем?
— В первую детскую, знаешь? Тут недалеко, на Авангардной!
— Понял.
До больницы мы домчались, наверное, даже быстрее, чем довезла бы Скорая. Николай вполне мог бы принять участие в ралли Париж-Дакар, думала я, отчаянно цепляясь за поручень на дверце. Катерина рыдала в голос, пугая Аришку, которая единственная вела себя молодцом.
После моего крика «Ребенку плохо!» в приёмном покое каталка появилась в течение нескольких секунд, молодой врач принял папку с документами и попытался выспросить у Кати симптомы, но мне пришлось отпихнуть невменяемую сестру:
— У неё АЛА с ДМЖП, единственный желудочек, ждём операцию Фонтена в Германии, внезапно стало плохо.
— Спасибо, ждите в приёмном покое.
И я, проводив долгим взглядом каталку, вернулась к Николаю, который растерянно топтался посреди помещения:
