До того момента, пока юноша не оказался на невольничьем рынке Туниса.
И тут случилось неожиданное.
Приятели по экзотическому путешествию уже во всю торговались за приглянувшийся товар, придирчиво оценивая округлости и конечности обнаженного движимого имущества, а юный граф де Бомон не мог отвести взор от глаз девушек. Где, казалось, навеки поселились отчаяние и ужас. С каким страхом они смотрели на будущих хозяев, как вздрагивали от взмахов кнута надсмотрщика, который не бил – зачем портить товар? – хватало и щелчков.
Сладкие фантазии? Они исчезли без следа. Осталась лишь растерянность и… жалость? Сострадание? Или что-то еще, недостойное дворянина, разумеется. Но оно было, и с этим ничего нельзя было поделать.
Вот бич торговца взвился в очередной раз и вдруг опустился на тело одной из рабынь, пожалуй, слишком крепкого для одалиски сложения, оставив после себя кровавую полосу на смуглой спине. Остальные взвизгнули, бросились к краям помоста, но под грозными взглядами надсмотрщиков вовремя остановились.
А получившая удар девушка даже не пошевелилась. Лишь бросила на своего мучителя недопустимый здесь презрительный взгляд.
Тот ответил взглядом, полным ненависти. Но, как деловой человек, все же предпринял еще одну попытку сбыть некондиционный товар. Может быть, последнюю.
- Обратите внимание на эту необъезженную кобылку, господа! Дочь воеводы с предгорий Арарата! Женщины из тех краев славятся темпераментом и искусностью в любви! Поверьте, тот, кто сумеет ее укротить, получит незабываемые впечатления!
Несмотря на профессионально бодрый тон работорговца, его исказившееся лицо и побелевшие на рукояти кнута костяшки кулаков ясно показывали, что, если прямо сейчас не найдется покупатель, участь рабыни будет ужасной. Скорее всего, ее забьют до смерти, на страх остальным экземплярам.
Тогда-то и была совершена сделка – галлийский граф купил себе рабыню.
Когда корабль шел назад, гул парусов, скрип вантов и ругань боцмана заглушались доносящимися из кают благородных отпрысков криками, мольбами и стонами. В этом громком хоре было великое разнообразие тональностей и обертонов. Не было одного – любви.
И лишь из каюты графа де Бомона не доносилось ни звука. О чем говорили молодые люди, что между ними происходило – навеки осталось тайной.
Известно лишь, что по возвращении в замок рабыне была выделена отдельная комната, порога которой впоследствии не переступил ни один мужчина. Кроме некоего сержанта внутренней стражи. Этот статный, широкоплечий красавец, на которого заглядывались многие невесты Амьена, однажды вошел в покои Зухры… и все последующие ночи проводил только там. Много раз предлагал… просил… умолял выйти за него замуж, и всякий раз получал отказ. Мол, рабыне, пусть, как и он, последовательнице Спасителя, не пристало иметь мужа. А четверо детей? Так они, во-первых, любимые, во-вторых, вольные, как и положено родившимся в великой Галлии. А, в-третьих, имеют не только маму, но и папу. Сам отец Симон это подтвердил! Или ты с ним поспорить хочешь, дорогой?
Вначале управляющий замка приставил женщину к уборке, потом… никто как-то и не заметил, как рабыня забрала в свои крепкие смуглые ручки все хозяйство, став непререкаемым авторитетом для слуг. Независимо от должности… да, в общем-то, и от статуса. Во всяком случае, сам господин управляющий, между прочим – шевалье, даже не пытался отдавать приказы. Лишь советовался, максимум – просил.
