«С изделием „П“ вышло шестнадцать миллионов семьсот тысяч», – объявляет Карина теперь уже конечный результат.
И снова всеобщее ликование. Шафров обнимает меня за плечи, и я вижу, что Фарбер доволен. Он улыбается этакой задорной мальчишеской улыбкой, которую, когда он серьезен, сложно даже вообразить на его лице.
«Осталось только успеть выехать, – замечает он крайне деловым тоном, – так что не расслабляйтесь».
И все действительно возвращаются к работе. Можно только удивляться, откуда у нас у всех столько энергии? Мы пришли на завод к семи утра, а сейчас время уже почти одиннадцать вечера, и я, например, не ощущаю усталости, только какое-то необъяснимое воодушевление от мысли, что мы сегодня постарались на славу.
Последние сомнения в успехе отпадают, когда я вешаю на уже готовые, собранные ящики паспорта, и Толик, который работает здесь, на упаковке, с нашим инженером Саровым, пришедшим с остальными на помощь, забивают их. Они делают это в мгновение ока, так что можно уже не бояться, что мы не успеем. Пока Валерия разбирается с охраной, проверяя реестры на отправку, я выхожу в коридор. В ворота не так давно въезжал автобус, который увозит продукцию, поэтому они не заперты. Вечерний воздух манит, будто уговаривает меня выйти, и я с удовольствием отмечаю, что совсем скоро я смогу это сделать.
Удостоверившись в том, что моя помощь и подпись более никому не нужна, я ухожу в свой кабинет, чтобы переодеться. Телефон молчит, и молчал всё это время, но слабая надежда на то, что Владлен соизволит меня встретить, остается. Я даже не буду портить сегодняшний вечер, пронизанный насквозь ароматом успеха, какими-либо разборками, ведь то, что мой благоверный покинет своих любимейших друзей и придет встреть меня само по себе большой шаг. Значит, наши отношения для него хоть что-то да значат. С такими мыслями я меняю свою рабочую одежду на серую водолазку и джинсовый сарафан.
На проходную я иду улицей. Тут почти не пахнет смазочно-охлаждающей жидкостью, и в придачу ко всему ветер продувает одежду насквозь, что после недавней погони за сдачей, от которой было невыносимо жарко, так приятно.
«Всё? – спрашивает меня на проходной сотрудница службы охраны, когда я подаю ей вещи на осмотр. – Как успехи?»
«Вполне неплохо», – сдержанно отвечаю я ей.
Она улыбается, ведь завтра ей будет, о чем поговорить с подругами по работе. Даже моего малоинформативного ответа им хватит для того, чтобы сделать вывод о том, что сектор А в этом месяце справился лучше всех, и в течение всего одного-двух часов новость разойдется по самым отдаленным уголкам завода. Так здесь всё устроено.
Смотрю на часы – 23:15. В случае чего, успеваю на метро. Идти одной до него мне совсем не хочется, но выйдя на улицу, я не обнаруживаю там никого, ни одной живой души. У меня вырывается легкий смешок: очень изящный способ прекратить отношения, ничего не скажешь. Несколько минут я стою возле крыльца, растерянная и подавленная. Проносится куча мыслей, начиная от анализа последнего нашего с Владленом разговора и заканчивая тем, какими способами можно было бы завтра ему сделать так же неприятно, как сегодня он сделал мне.
Наконец, начинаю двигаться по направлению к метро. Все-таки воздух великолепен, не зря я так люблю вечера с их искусственным освещением, успокаивающим и освобождающим. Чудесное время суток, когда окружающие предметы надежно спрятаны от того, чтобы узнавать их несовершенства. Возможно, так и с людьми – ближе к ночи они часто кажутся нам идеальными. Не так заметны их морщинки на лице, не так явно они раздражаются – сказывается скопленная за день усталость. В общем, они расслаблены и спокойны, и способны нравиться сильнее. Но утро всё портит.
