Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории - страница 2

Александр Македонский.

Скульптор Лисипп. 4 в. до н. э.

Поскольку, отражая волю фараонов, царствующих домов, королей и князей, писцы во все времена больше служили своим хозяевам, нежели истине.

Поэтому, чем дальше от нас находятся события, тем труднее разобраться в них. Наиболее объективной и беспристрастной информацией, казалось, могут быть культура и искусство (лишь опосредованно вовлечённые в политические реалии). Но и они, вовсе не предоставленные самим себе, не всегда могут помочь прояснить ситуацию. Если не уходить в дебри истории, а попытаться исследовать вопрос в рамках социально эволюционирующих этнокультурных особенностей исторических народов в последние, скажем, два с небольшим века, то увидим, что на себе настаивает выхолощенность духовной сердцевины человека и его общественного содержания. А ведь именно она, отличая человека от животного, определяет смысл личного и социального существования homo sapiens.

Последнее важно, поскольку в цепи общественного распада влечёт к «разряженности» всего духовно-культурного пространства. Именно в нём на протяжении веков реализовывали себя «злые ветры» и сокрушительные ураганы истории. Выламывая из древа человечества «высохшие ветви», именно они разметывали по вселенной пересохшие «листья» их, растирая в историческом небытии страны и народы, империи и нации, погребая в своих руинах целые цивилизации. По всему видно, что важен не столько факт и вовсе не поштучный пересчёт увядших и канувших в небытие «ветвей» и «листьев», а нахождение причин иссушения (хотя бы, со времён Шумера) в песках истории племён и народов. Наряду с древними парадоксами о себе заявляет феномен духовной и этической «разницы», подчас, напрочь исключающий политическое единомыслие, социальное единение и общественную солидарность. Так, если б не железная воля египетских жрецов и фараонов, то не было бы великой цивилизации Египта.

Последняя, являясь прямым наследником Шумеро-Аккадской цивилизации, легла в основу единой доктрины, которая определила систему знаний, части которой перешли в Малую Азию, Грецию, Карфаген, а затем в Европу (нынешним экономистам и политикам полезно помнить, что Вавилон торговал с другими державами и племенами исключительно собственной продукцией, а ввозил только сырье). Но и эта цивилизация оставила о себе лишь обломки, по которым всё же угадывается её великое прошлое.

Отступая от древних стен Вавилона к временам, когда Империи выстраивались из не менее прочного материала, – увидим тот же финал. Могучий Рим, прокладывая себе дорогу умом, правом, железом и мужеством, также не выдержал напора неподвластного ему роста новых общественно-политических формаций. Дикая стихия внеисторических племён, не имевших созидательных и цементирующих свойств, по факту, выполняла функцию размежевания и разрушения старых культур, расчищая почву новым. Выполняя «волчью» работу, она пожирала отстающие элементы общественной формации, после чего бесследно растворялась в новом жизнеустройстве.

«Рим погиб вовсе не по причине вторжения варваров, – пишет американский историк Уилл Дюрант. – Он погиб из-за умножения варварского населения империи…» (выделено мною. – В. С). Будучи ещё и философом, Дюрант, пусть несколько упрощённо, выявил и другую закономерность общественного развития: