– Жесть.
– Бомбы были заложены не в квартирах, а в подвалах. Около газовых труб. Чтобы вызвать максимальные, мать его, повреждения.
– Это… – Гущин подумал, какой бы эпитет применить, но не нашел ничего лучше, поэтому повторил: – …Жесть.
– Это еще не жесть, Антон. Там же были схемы станций метро, около которых эти адреса находились. Семь станций. Где они их раздобыли – черт его знает. Там были указаны места для закладки. Понимаешь, о чем я?
– Они… Они и в метро хотели…?
Богданов кивнул.
– И под землей, и сверху. Движение метрополитена парализуется, паника, давка, люди кое-как спасаются и выбегают на поверхность – а потом бац… И вторая серия. Я даже представить не могу, какой это был бы тотальный п…ц.
Гущин тоже не мог представить. Попытался, но понял, что лучше не стоит этого делать. Ему здесь, в метро, еще работать. Если не уволят.
– А кто они хоть были? Откуда?
– Ближний Восток. Некоторые из Сирии, остальные из Ирака. Понимаешь, откуда ноги растут?
– Не совсем.
– Ну, тогда и не забивай голову. Но это, парень, могла быть самая чудовищная террористическая атака на наш город из всех, что мы видели.
Гущин выдохнул. В случае, если бы по телевизору сказали все, как было – атака предотвращена благодаря двум оперативникам полиции столичного метрополитена – он мог бы теперь до конца жизни хвалиться: «Да, я тот самый, кто всех вас спас». Небрежно, конечно, такие вещи нужно говорить слегка небрежно. Как бы имея в виду: «Ну что вы, я, в сущности, такой же, как и вы, простой парень…».
– Почему они не говорят-то ничего? – отмахнувшись от глупых фантазий, спросил Гущин.
– А ты догадайся. Во-первых, кому паника в городе нужна? Когда-нибудь скажут, конечно, только вообще без деталей. Сухую цифру назовут – и все.
– А во-вторых?
– Что во-вторых?
– Вы сказали – «во-первых».
– Разве?
– Я точно помню!
– Голова не соображает после этих долбанных допросов… А, ну да, во-вторых. Они там пытаются на организаторов выйти. Вторую группу, которая в город прибыла, вроде задержали. Работают с ними. А уж наработают что-нибудь или нет, мы с тобой этого не узнаем никогда. Знаешь, почему?
– Потому что наша задача карманников ловить и не вые… ваться.
– В точку, – Богданов зевнул и посмотрел на часы. – Восемь часов уже… Нет желания по пивку пропустить?
Гущин поколебался, чувствуя всю ответственность момента. С тех пор, как погиб Курилин, Богданов ни разу не перешагивал порог их любимого бара. Сейчас, значит, решился. Значит, жизнь возвращается в свое русло. Уже хорошо.
– Почему бы нет. Только недолго. Нам же завтра опять на допрос в комитет мотаться. Если бы я знал, сколько нас дрючить будут за каждый сделанный из пистолета выстрел, ходил бы с рогаткой.
Богданов хмыкнул.
– А ты, думаешь, почему я травматик купил? Чтобы с этими бюрократами никогда не связываться.
Они вышли из здания ОВД. Вывеска любимого бара горела приветливым огнем через дорогу от отделения полиции. А на ее фоне вдруг возник знакомый девичий силуэт. Гущин не без удивления узнал в нем Олю.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – Гущин был растерян. – Ты… Ты к следователю? По делу своего… ну, парня? Его вроде в другой отдел передали.
– Вообще-то я к тебе.
Оля покосилась на Богданова. Гущин тоже. Богданов понимающе хмыкнул и направился к бару в одиночку. Гущин догонит.
Войдя в знакомое помещение, Богданов вспомнил, что в последний раз был здесь… Да, в тот самый день. За 15 часов до смерти друга, с которым они работали ноздря в ноздрю долгих 15 лет. Магия чисел, не иначе.
