Цербер для Непокорной - страница 29



– Шеф не одобрит. Сначала дело, а потом в расход, – грубый голос отозвался горечью у меня в груди.

Сердце колотится, как бешеное, мысли хаотично дергаются, не могу сосредоточиться. С паникой во взгляде смотрю в окно, наблюдая, как постепенно центр города с добротными и новыми многоэтажками постепенно сменяется на хрущевки… Покосившиеся старые дома… А потом и вовсе на пустырь. И когда мы останавливаемся возле какого–то заброшенного здания, у меня внутри уже все просто трясется и дергается в ожидании худшего.

– Выходи! – открывают дверь, демонстративно сплевывая на землю.

Я часто дышу, в уголках глаза скапливается влага, но я пытаюсь не скатиться в истерику. Делаю шаг из машины, а затем меня пихают в спину. Теряю равновесие и падаю на колени, ободрав кожу ладоней о камушки.

– Пошевеливайся, тебя там ждут, – издевательски кидают мне эти слова вдогонку.

А затем сзади раздается хохот, только им двоим понятный. Я встаю и, ничего не видя перед собой из-за пелены слез, иду вперед…     

Заброшенное здание, в которое я захожу, выглядит опасным. Такое ощущение, что вот–вот, и оно рухнет. Вот только мужчинам, которых я вижу внутри, на это абсолютно плевать. Их это, походу, сейчас волнует меньше всего. Их двое, оба устрашающие, с татуировками, руками–кувалдами и жесткими выражениями на лицах. Сглатываю испуганно, даже поджилки трясутся, но идти я стараюсь спокойно, чтобы не дать понять похитителям, что я на грани обморока или истерики.

– Долго возились, – недовольно сплевывает на бетонный грязный пол, местами сломанный, к тому же, тот, что повыше, с русыми волосами.

– Еле вычислили, в какую нору затырилась, – фыркает сзади тот, кто заталкивал меня в машину.

– Богдана нашли? – холодно спрашивает русоволосый.

– Нет, – морщится водила, я же сотрясаюсь от страха, что по мою душу пришли бандиты.

По их виду и сомневаться в роде их деятельности не приходится. Боже, во что ты вляпался брат, и во что втянул меня.

– Присаживайся, Лера, поговорим, – мне холодно улыбаются и кивают на один–единственный покосившийся стул.

Не остается ничего другого, как присесть. Пока что ничего дурного со мной не делают, даже не угрожают, но я прекрасно понимаю, что все это еще впереди, от этого и трясутся, не переставая, коленки, сипит и без того ломкий голос.

Меня мучают наводящими вопросами по кругу, не останавливая ни на секунду и не давая мне передышки. Я отвечаю, что не знаю, где мой брат, так как и сама сбежала из дома. Благо, что это правда, так что вроде как уличить во лжи они меня не могут. Я молюсь, чтобы все это поскорее закончилось, и не случилось непоправимого. Страх оседает в грудине, горьким комом вставая поперек горла. Это мешает дышать, так что периодически я панически задыхаюсь и нагибаюсь, пытаясь привести себя в порядок. От долгого сидения на твердом стуле болит копчик, сердце бьется, не переставая, но я никак не могу успокоить ни себя, ни свои расшалившиеся нервы.

– Ты не знаешь, каким людям твой брат дорогу перешел, красавица, – елейным голосом обращаются ко мне. – Так что лучше содействовать, если хочешь остаться с целой шкуркой…

Я зачем–то киваю, а затем прикрываю глаза, надеясь, что когда открою их снова, то все это испарится, как самый кошмарный сон. Вот только это не сон… А самый настоящий кошмар. Смотрю на мужчин жалобно, но никого не волнуют ни мои слезы, ни мольбы, так что я уже просто молчу, надеясь на пресловутое чудо. Но оно все не происходит…