Сама библиотека занимала солидное старое здание на южной стороне улицы, в каком-то квартале от знаменитого отеля Челси: шиферно-серые стены и большие арочные окна на первом этаже, потолок, с которого неровными полосами отслаивалась белая краска, косые тени на полу от двух толстых квадратных колонн.
Первую половину рабочего дня Кэрол провела, толкая перегруженную тележку с книгами по лабиринту шкафов, столов и выставочных стеллажей на первом этаже. Работа была неторопливой, нетребовательной и скучной, так что девушка могла погрузиться в собственные мысли. Никто на нее даже не взглянул бы. Как обычно, к середине дня многие места в читальном зале заняли разные исследователи, которые интересовались специальными коллекциями: серьезные молодые люди с немытыми волосами, в очках и неряшливых костюмах, и молодые женщины с безрадостными лицами, такими же блеклыми, как штукатурка на стенах. По большей части – стареющие выпускники Колумбийского или Фордемского университетов, Городского колледжа или университета Нью-Йорка. Когда они собирались уходить, их портфели следовало тщательно обыскивать; в прошлом в библиотеке часто случались кражи. Остальные места занимали престарелые жители района: вдовцы, старые профсоюзные рабочие и пенсионеры на соцобеспечении – люди, у которых мало денег и много времени.
Кэрол слышала, что по утрам у дверей всегда собирается несколько человек; они нетерпеливо расхаживали из стороны в сторону по тротуару или сидели, покашливая, в дверном проеме в ожидании открытия библиотеки. Оказавшись внутри, они брали со стойки газету или захватанный журнал в прозрачной пластиковой обложке и до конца дня сидели, сгорбившись над ним как бы в невероятной сосредоточенности, двигаясь, только чтобы перевернуть страницу. Другие наугад выбирали книгу с ближайшей полки, клали перед собой на стол и спали до закрытия, положив голову на руки. День изо дня – те же старческие лица; они появлялись и исчезали, не говоря никому ни слова, даже не здороваясь и не прощаясь.
Кэрол не имела ничего против этих одиноких душ, они ей даже нравились. Ей было уютно с пожилыми людьми. В стенах библиотеки Линдауэра, среди танцующих в солнечных лучах пылинок и сонных старичков, город казался чем-то далеким. Однообразие превращало библиотеку почти что в крепость.
Некоторые звуки и образы, наполняющие ее дни, особенно успокаивали Кэрол. Жужжание флуоресцентных ламп; склоненные над книгами неподвижные бледные лица; надежный вес тележки, которую она катила между полок, и самих книг; простые упорядоченные символы на обложках: вся литература для юношества сведена к двум буквам «ЮЛ», детективный роман обозначен крошечным красным черепом.
Когда девушка забывала о мизерной плате и выкидывала из головы все мечты о будущем, библиотека Линдауэра наполняла ее почти ностальгическими чувствами. Как будто спустя столько лет она так и не покинула школу. Высокие потолки и поблекшие зеленые стены, тяжесть темно-коричневых деревянных стеллажей, пылящиеся на подоконниках растения в горшках, желтеющие на солнце занавески, которые выгибаются как паруса от малейшего ветерка, – все это было как бы священно. Все заверяло, что ничего не изменилось. Казалось, Кэрол всю жизнь завороженно смотрела на одни и те же громадные металлические часы, отсчитывающие минуты на другом конце комнаты. Когда она забивалась в крохотный застекленный кабинет, придвигала стул к старому деревянному столу и пробегала пальцами по карандашным царапинам, по стертому лаку, по истрепанной зеленой накладке в кругах от кружек, у нее появлялось ощущение непрерывности, оживляющее в памяти школьные годы. Недоставало только монахинь и распятия на стене.
