С заоблачных высот, оттуда, где хмурые небеса подпирал хребет живого утеса, камнем упал канат из переплетенных меж собой толстенных колонн, увенчанных алчными рогатыми головами. Но они так и не успели пожрать ее. Возникшее сильное течение дернуло пловца вниз, потащило в расширяющуюся со страшной быстротой воронку, жадно засасывающую клочья упавшего в слизь тумана.
Не удержав, Жаба выпустила сетку – топор был давно утерян, – и та канула в клокочущую воронку. Горестно растопырив лапы, Жаба погружалась туда же.
Невосприимчивые к бушующей стихии, из водоворота вынырнули тритоны, влекущие облепленные водорослями колесницы. Зеленая одутловатая плоть возниц пузырилась через доспехи из известняка и ракушек. Лидер замахнулся каменной пикой, намереваясь пронзить Жабу.
Чернильный омут безысходности распахнулся над потерявшей детей; задыхаясь от ярости и горя, она перехватила занесенное оружие и направила вверх и обратно, вонзив в живот наездника, да так, что наконечник показался у того из спины.
Вздрогнув, он попытался достать ее клешней, но уже медленно соскальзывал в глубину, цепенея. Удерживаясь за борт колесницы, Жаба обратила перекошенный мукой и триумфом мести лик к следующему. А за ее спиной восставала гигантская рогатая тень зверя, делая только что одержанную победу ничтожной и ничего не значащей.
Земле суждено было покрыться водой.
7
Изумрудные глаза открылись в подземельях Замка, привнеся в мир свежую зелень.
Природа говорит с Ланью, тени от ее замыслов правильными линиями ложатся под ноги.
В селеньях, что вокруг Замка только что придуман обман, нынче звезд на небе станет больше.
Воздух напоен холодным дыханием чистоты и новизны, и Ксор сидит на бревне, раздумывая, какие побуждения руководили Душой, чертя острием меча по песку.
– Какая удача! Похоже, кроме стен, как у демонов, у нас теперь будет и живой талисман, символ преемственности их могущества, – эти слова, бесцеремонно сломавшие хрупкую тишину, принадлежат крепкому широкоплечему дикарю в короткой кожаной юбке с перевязью и с тесаком в каждой руке.
Ксор молча смотрит на него.
– Теперь канганцы будут первые среди племен, – продолжает дикарь осмелев. – Оставайся где находишься, нас много, не к чему сопротивление, о крепкочешуйчатый. Ты будешь окружен почтением, какое не одному чудовищу и не снилось, у тебя будет еды и жен, сколько пожелаешь! Слышишь меня? Теперь отбрось меч и …
За спиной дикаря показался Генеш, бесшумно подкравшись, он перерезал тому горло. Слова на губах варвара превратились в кровавые пузыри, он заваливается на бок. Генеш вытер меч о листву.
– Сколько от них шума, – ворчит он. – Бегают, суетятся, вместо того, чтобы предаться созерцанию. Какой неспокойный и настырный вид! Только Душа Замка, единственная имеющая созидание в дыхании своем, в их же – содержится лишь смрад разрушения и зависти, не только для нас, но и для всего живого.
– Да, но в чем же смысл такого противоречия? – заметил Ксор. – Сколько их было?
– Пятеро, считая заколотого ими же гонца, и еще один остался у костра, – равнодушно бросил Генеш, продолжая занятие. – Но это поправимо.
– Обещай не причинять ему вреда, – поспешно сказал Ксор.
– Наоборот. Нужно их всех перебить. Да и зачем он тебе, разве унижение плена тебя ничему так и не научило?
– Они так уверены в себе, и в каком-то предназначении свыше. И этот яд заразителен. У меня такое чувство, что возвышение не спасет Замок.
