– Ну, это ты загнул, Михалыч. На это шансов у него – йок. Сегодня Сапог вечером будет.
После столовой вышли на плац, здесь к нашему строю присоединились еще два прапорщика и, уже знакомый мне по поездке из Киева, капитан Сапрыкин – командир четвертой роты. На плацу командир батальона провел развод по работам. Быстро по деловому, я так и не понял кто здесь, где, кому и зачем? Кто эти прапорщики и чем вообще мы здесь занимаемся? Все разошлись прямо с плаца отдельными группами кто-куда, а меня забрал с собой лично старшина, мы вернулись в роту.
– Ты когда возвращаешься с увольнения, должен найти того, кто тебя отпускал и доложиться, что, мол, прибыл, замечаний не имею. Понял? Пошли ко мне в каптерку, поговорим.
– Рота! Смирно! Дежурного по роте на выход! – заорал дневальный на тумбочке, завидев прапорщика и меня, входящих в роту.
– Отставить. Гулямова ко мне в каптерку, – оборвал старшина голосящего.
Мы вошли в каптерку, комнату полную разных вещей, одежды, постельных принадлежностей, коробок, ящиков и запаха дешевого одеколона. Корнюш сел за письменный стол, стоящий под единственным в комнате серым окном, а мне предложил сесть на табурет.
– Геш, пока время есть, на тебе новую подшивку, поменяй свою.
Я снял с себя хэбэ, содрал старую подшивку и начал пришивать новую белоснежную, плотную, крутую.
– Разрешите, товарищ прапорщик, – в комнату вошел высокий стройный узбек с красивым тонким лицом, с бусинками черных смеющихся глаз, на рукаве у него была красная повязка.
– Входи.
– Дежурный по роте рядовой Гулямов по вашему приказанию…
– Гулямов, – перебил его старшина, – почему из роты никого не было на физзарядке?
– Как не было?! Было, товарищ прапорщик.
– Ну че ты пиздишь, Гулям? Я ж, как в часть вошел, сразу на плац. Там только салабоны с первой роты были и всё.
– Так, то они опоздали, мы к тому времени уже в роту вернулись, мы быстро. Вы же знаете, как мы, а особенно дедушки Советской армии, любим зарядку. Вай! Нам хлеба не надо – дай побегать, товарищ прапорщик, – игриво мурлыкал красавчик Гулямов, иногда подозрительно и нехорошо косясь на меня.
– Я сейчас порядок в расположении проверять буду, физкультурник. Если крайнее «очко» не пробили в туалете, ты лично при мне пробивать его будешь.
– Разрешите идти, товарищ прапорщик? Сейчас найду крайнее «очко» и лично пробью его, клянусь здоровьем первого секретаря комсомола солнечного Узбекистана! – засмеялся Гулямов собственному каламбуру с «очком».
– Не борзей, иди, – оценил шутку и прапорщик.
Прапорщик заполнял амбарную книгу, мы говорили о литературе, я ему рассказал, как при помощи газеты «Книжное обозрение» заказывать только что вышедшие из печати книги. Приятный мужик. Только его литературные предпочтения были ещё более примитивными, чем мои. А еще у меня сложилось впечатление, что ему важнее иметь книгу, чем прочесть ее. По крайней мере, он с не тем, как мне показалось, интересом выслушал историю о том, как один мужик-собиратель в Киеве, чтобы уберечь книги от краж, просверливал их, а затем стягивал сквозь всю полку длинным прутом, книги оказывались нанизанными, как куски мяса на шампуре. Для меня это было черным юмором, старшина же заинтересовался самой идеей. Он закончил свои записи, а я подшиваться.
– Пошли, я тебя с нашим художником познакомлю.
По дороге из казармы мы вместе зашли в туалет, там салабон-дневальный, закатав рукава, пытался прочистить ближний к окну сортир. Рядом стоял Гулямов, нас он не видел.
