Чаем воскресения мертвых - страница 16



мира, а не плохого. Нигде в языческих космогониях этого нет. Бог там не един, мир возникает в результате эволюционно-диалектического процесса, столкновения неких стихий (или борющихся богов), и в итоге мир получился крайне несовершенным. И это еще мягко говоря.

Последнее наиболее важно. И это подчеркивает Райт.

Материальный мир в библейском понимании таков, что он достоин Божией заботы. Несмотря на то, что мир этот испорчен грехом и смертью, он все-таки подлежит и восстановлению, и исправлению. Частью этого мира является человеческое тело, которое тоже есть прекрасное творение. И поэтому (забежим вперед) только в иудейской традиции проповедуется воскресение из мертвых. Воскресшие люди придут в своих телах, хотя преображенных и очищенных.

И все это именно потому, что материальный мир – хотя бы только по своей идее – вполне достоин своего прекрасного Творца. Таково библейское понимание.

А в языческих религиях воскресения мертвых во плоти не просматривается и не предполагается. Все материальное здесь, как потребляемое смертью и тлением, не считается достойным божественного внимания. Со времен Платона (но не только у него) человеческое тело во всей греческой философии (и не только в греческой) почитается темницей для души, освобождение из которой есть добро. В результате хоть что-то утешительное по смерти, в виде аида, нирваны или чего-то в этом роде, видится лишь для бессмертной души, которая нетленна лишь потому, что не материальна. Загонять эту душу обратно в темницу материального тела представляется делом не только абсурдным, но и, так сказать, безнравственным, злым. Скорее наоборот, в самоубийстве античный философ не видел ничего предосудительного, а порою совершал это сам или склонял к тому других, видя в смерти тела освобождение души, т. е. некий радикальный шаг к добру.

Вот коренное различие между иудейским и языческим отношением к посмертию. И восходит оно именно к самой первой странице Библии, где написано, что сотворенный Богом мир был весьма хорошим (Быт.1, 31).

Вот это различие нам нужно хорошенько запомнить на будущее, ибо возвращаться к нему придется не раз. Райт разбирает разные античные воззрения, начиная с Гомера, и его цель состоит в том, чтобы показать, что языческий мир времен Иисуса Христа был бесконечно далек от идеи проповедовать о том, что некий выдающийся человек, современник событий, умирал, а затем «воскрес из мертвых» в том смысле, что обрел блаженное бессмертие именно таким способом, то есть, развоплощением и освобождением от темницы тела, а затем оживлением этого же тела. Разбор приводится достаточно широкий, чтобы прийти к здравому историческому выводу: тогдашний языческий мир историю про воскресение Иисуса Христа, как оживление в теле, придумать бы точно не мог. Еще менее он мог бы привлечь к этой идее хотя бы каких-то последователей.

Что же касается Израиля, то и в нем мысль о воскресении мертвых была далеко не первичной, не всеохватной, была достаточно поздней. Израиль к этой мысли пробивался целыми веками и очень не простым путем. Далее мы и постараемся осмотреть именно этот путь, оставив Гомера и Книгу мертвых любознательным читателям Райта.

В упрощение нашей задачи Райт рассмотрел все те места Библии, где можно найти хотя бы какие-то мысли о посмертных воздаяниях, – благо она такими местами явно не перегружена. Имеет смысл остановиться на каждом из этих отрывков чуть подробнее, а затем собрать во едино свои наблюдения.