– Видишь ли, – шутовским тоном пояснил голубоглазый, – папенькина рабыня потеряла новую заколку. Горе‑то какое! Впору всему двору облачиться в траурные одежды. Или того лучше – всем сразу утонуть в пруду, разыскивая пропажу. Великая жертва во славу фараона!
В голосе парня слышалась плохо скрываемая досада. Он, по всей видимости, не одобрял поведения отца.
– А кто эта девушка?
– Дочь эфиопского царя. Наложница.
– Эфиопка? Почему же тогда она такая светлокожая?
Принц поморщился. Тема, затронутая Даниилом, ему не импонировала.
– Сразу видно, что тебя воспитывали не при царском дворе. Мне с детства вдалбливали в голову родословные наших соседей – врагов и друзей. Так вот, эфиопские цари из нынешней правящей династии все светлокожие и ужасно этим гордятся. Предание гласит, что основателем их рода был белокожий рыжий варвар, пришедший откуда‑то с севера и мечом завоевавший себе престол. К тому же матерью Аиды была критянка…
– Сын наш, Джедефхор, – внезапно повернулся к ним лицом владыка. – Подойди сюда.
Царевич пошел на зов, а к Даньке вновь подскочил Путеводитель и еле слышно заворчал:
– Приготовься! Сейчас начнется! Что бы ни происходило – не удивляйся и не трусь…
– Джеди, приблизься! – торжественно и громко провозгласил наследник. – Его величество желает лицезреть тебя у своих ног!
Парень размеренной, полной достоинства походкой подошел к трону. Его путь сопровождался завистливыми взглядами и язвительными комментариями обойденных царским вниманием царедворцев:
– Откуда он?
– Кто его знает? Говорят, бывший неджес.
– Выскочка! Грязный простолюдин.
– А держится, словно принц по крови!
Даньку так и подмывало сунуть кому‑нибудь кулак в зубы, чтоб неповадно было зубоскалить на чужой счет. Но он стойко держался.
«Желает лицезреть у ног? Это как же понимать? В буквальном смысле, что ли?»
С сожалением посмотрев на новенькую леопардовую шкуру, снятую с плеча бедолаги Чипсески, молодой человек растянулся в пыли у подножия трона. Полежал так недолго, пока его плеча не коснулась нога в металлической сандалии. Студент поднял голову и увидел, что рамена его попираются не чьей‑нибудь наглой лапищей, а стопой самого владыки Двух Земель. Обувка на ней была из чистого золота.
«Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевички на ногах ваших? – вспомнилось из Николая Васильевича Гоголя. – Я думаю, ни один швец ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать…»
– Встань, неджес! – проскрипела несмазанная дверь. – Покажи свое лицо.
Данька поднялся и инстинктивно отряхнул одежду, подняв клуб пыли.
Фараон сморщил нос и громко чихнул. Роящиеся вокруг трона, словно мухи у блюдца с вареньем, вельможи в ужасе шарахнулись в разные стороны. Два гигантских негра‑нубийца схватились за свои острые бронзовые мечи. Красавица же эфиопка сначала улыбнулась, а когда его величество изволило чихнуть еще три раза кряду, так и вовсе захихикала. Хуфу покосился на нее и расплылся в сладострастно‑медовой улыбке. Потом снова обратился к Даниилу.
– Хе‑хе! А ты дерзок, неджес. Хотя что с тебя, мужика неотесанного, взять? Ты хоть немее на себя надень, а не леопардовую шкуру, все равно хамом и останешься.
Царедворцы угодливо закивали головами.
Джедефхор покраснел от распиравшей его обиды за своего спасителя. Прекратила смеяться и певица. Закусив тонкие губы, она исподлобья рассматривала неловко переминающегося с ноги на ногу парня.
