– Но я думал… – Журналист был немного сбит с толку происходящим. – Я не уверен, что завтра смогу. У меня ведь и другая работа есть. К тому же время…
– Время – это миф, – неожиданно заявила Мария Степановна. – Жизнь длинна и коротка одновременно. Она может вместить целую вселенную, а может оборваться, едва начавшись. Я не говорю о ранней смерти. Скорее, речь идет о нереализованных возможностях. Свернул человек не туда – и его существо воспротивилось этому. Бог ведь для каждого из нас уготовил широкую освещенную дорогу, а дьявол испещрил ее невероятным количеством тропинок, ведущих в никуда. Никто не знает, почему мы часто предпочитаем сбиться с жизненного пути и уткнуться носом в стену, вместо того чтобы продолжать двигаться вперед. Вот вы, Карл, знаете, куда идете? Какова ваша конечная цель? Я не утверждаю этого, но, возможно, имеет смысл остановиться и задуматься о том, где и когда вы ошиблись с выбором направления? Поразмыслите об этом сегодня вечером. Вернетесь вы завтра или нет – выбор за вами. Я могу лишь сказать, что буду рада видеть вас.
Не найдясь, что ответить, Карл поднялся, сложил в портфель письменные принадлежности и попрощался с хозяйкой квартиры. Спускаясь по лестнице и стараясь при этом не прикасаться к перилам, которые из обычного подъездного атрибута теперь превратились в некий артефакт, он удивлялся тому, как удачно у госпожи Мартыновой получилось выставить его за дверь и при этом не ответить на последний вопрос о Гумилеве. Наверное, у нее богатый опыт такого рода манипуляций. Журналист никак не мог определиться с тем, как относиться к Марии Степановне – то ли как к сумасшедшей, то ли как к восстановленной части HDD, в которой вдруг обнаружилась информация, которая давным-давно считалась потерянной. Фотография, вложенная в блокнот, говорила в пользу второго варианта, но Карл не любил делать скоропалительных выводов и поэтому, решив, что утро вечера мудренее, выбросил на время из головы странную квартиру и отправился домой.
* * *
– Милый, почему мы постоянно ходим в это отвратительное место? Я ведь говорила тебе, что эти уродцы раздражают меня. Что за фетиш, Пабло?
Молодой мужчина самой обычной наружности, развалившийся на стуле и лениво покачивающий из стороны в сторону правой ногой, закинутой на колено левой, молча улыбнулся в ответ и потянулся за бокалом с густой темной жидкостью. Было видно, что он привык к таким разговорам и поэтому не обращал на них внимания. Однако его очаровательная спутница, пребывавшая не в самом хорошем расположении духа, настаивала:
– Почему мы перестали ходить в De Flore? Чем тебя не устроило это милое местечко?
– Там стало слишком людно, – нехотя проговорил мужчина сквозь зубы, ставя бокал на место и раскуривая трубку.
– Там собирается весь интеллектуальный цвет общества! – с апломбом заявила женщина и капризно выпятила нижнюю губу. – А здесь нет никого, кроме этих твоих японцев и противного Бретона.
– Во-первых, это фигурки не японцев, а китайцев, – возразил Пикассо. – Во-вторых, здесь подают прекрасный ликер. Ну и, в-третьих, в De Flore собирается не весь цвет общества. Мы-то здесь. И чем тебе не угодил Бретон?
Делая вид, что слушает гневную тираду жены, Пабло периодически покачивал головой и удивлялся тому, что совсем недавно эта женщина была единственным смыслом его жизни. Да, вот что материнство делает с богинями – оно их приземляет, всучивая новые ценности и меняя мировоззрение. Помнится, когда он впервые привел ее сюда, она была в восторге от того, что здесь когда-то бывал Артюр Рембо. Подумать только – сам Рембо! Куда все исчезло?
