А потом, убедившись, что с молодыми все хорошо, пошли остальные: скрипачка с гармонистом продолжали играть на ходу, несмотря на то, что мостки были шаткими. Потом вышли рыжий господин с животом, дядя жениха, обладающий гусарскими усами, родители жениха и невесты, монахиня Силуана, ну и, конечно, тетушки-накрывальщицы. С коробками, ящиками напитков, остывшими утятницами, подносами с закуской. Мне досталась коробка с шампанским. Я не торопился и ждал, пока люди иссякнут. Отоспавшийся дед начал проявлять активность и заставил маму жениха взять на берег привезенные из Петербурга пледы. Она попыталась ворчать, на что дед заметил:
– Дочка, ты на остров взгляни! Здесь деревьев нет! Только вышка маяка! На чем сидеть? Чем укрыться?
– А что, мы здесь до ночи останемся? – сопротивлялась она.
– Не до ночи, но лучше, чтоб все было под рукой.
И когда оставался только отец жениха и я с шампанским, вдруг сзади робко заговорили паломницы:
– Вы знаете, мы не пойдем вместе со всеми, – сказала Ольга Васильевна, – мы вас здесь подождем. Там холодно, ветер, влажность большая. А мы с дороги. Слабенькие. Можем заболеть. Так что не сердитесь.
– Ну, оставайтесь, – ответил мужчина, – винегрет знаете, где!
6
И вот мы с ним вышли на землю острова. Поначалу мне даже понравилось. Это было романтично. Пустынный остров с маяком. Довольно просторный. И в то же время далеко не уйдешь и из видимости окончательно не скроешься. Красиво плескалась Ладога. То и дело пряталось в облаках быстро побагровевшее солнце, выкидывая на нашу землю световые раструбы. На заброшенном маяке – птичье гнездо внушительных размеров. Здесь оказалось немало птиц. Чайки или бакланы – я их не различаю. Они нехотя встревожились из-за редко сюда прибывающих людей и вынужденно покинули устроенные прямо на земле участки для своей будущей ночевки.
Я отнес коробку с шампанским к остальным продуктам и последовал за всеми гостями, которым что-то рассказывал капитан. Он увел всех на противоположный берег.
Когда я подошел, услышал только обрывок его речи:
– Двадцать лет служил! И все понимал! Только не говорил! И уже прежде один раз умирал!
Мне не нужно было объяснять, что речь сейчас идет о его любимой собаке.
– Как это, уже умирал? – спросила бабушка Мариночки.
– Однажды друг позвал пожить на дачу! – Капитан тут же отреагировал на ее вопрос, расценивая как приглашение поведать важные этапы собачьей биографии. – Мы с другом днем пошли в магазин, а собака осталась во дворе. Его дети ее взяли и напоили. Представляете. Водкой! Вот проказники! Ей стало плохо. Она заскулила и откинулась. Дети испугались. Решили, что мы сейчас вернемся, а собака дохлая. Накажем! И решили ее по-быстрому закопать.
– Какой ужас! – звякнула неподалеку оскорбленная этой историей Тамара.
– Мы вернулись, собаки нет. Дети говорят, что убежала за нами. Я спокоен: сколько раз терялась – всегда находилась. Этот пес дураком не был! Сели мы за стол. Ужин, продолжение банкета, все такое! А пока мы гуляли, закопанная собака под землей пришла в себя, откопалась и приползла на наши голоса. Дети под стол залезли от страха. Представляете, вдруг является тайно похороненная ими собака! Вся в земле, шатаясь! И лезет на радостях, чтобы языком лизнуть! Ничего! Пришла в себя! И еще долго прожила! Пока я ее вот здесь не схоронил.
Ради приличия все постояли над местом захоронения капитанского пса в молчании. Музыканты выдали «Лунную сонату». Хорошо, хоть не похоронный марш. Все-таки есть у людей чувство вкуса!
