Стала вестником зла, но лишь исподтишка,
Просочившейся из-за кордона.
Пот пробился сквозь толстую шубу его.
Понял Френк, что загнал его стресс
И решил, что проверить хозяйство свое
Он не сможет, торча глупо здесь.
Но границы закрыты, самолеты стоят.
Он давно бы вернулся домой.
Карантинные меры повсеместно царят,
Даже Мургл, похоже, больной.
Пандемию и войны – все пихает в айпад
И следит, чтоб ты дома сидел,
И качал ГМО в свой жиреющий зад,
И от глупых ток-шоу сдурел.
Да, вселенной хвала – связь почти что всегда,
И директор сети шлет отчет.
Но последний звонок был позавчера.
Отчего Боня цифры не шлет?
Бонифаций пропал из сети день назад,
В то же время исчез и Барон.
Рестораны закрыты, заколочен фасад
Да убытков уже на миллион!
Френк немного лишь знал, потому что нанял
Журналиста знакомого рыть.
Только Белый, к несчастью, так же быстро пропал,
Наш магнат хотел плакать и выть.
Заключенный на острове, как другие коты,
Он спокойно не мог отдыхать.
И тогда, как другие лизали хвосты,
Продолжал ежечасно гадать:
Все ли с бизнесом будет хорошо или нет?
И когда он домой полетит?
Так и встретил котяра прибрежный рассвет,
Сожалея за весь общепит.
Набрели думы Френку, как изжога в пути!
Ожидание в тягость, ах и увы!
Праздник отдыха сердце не греет давно,
Ведь тревожится в страхах оно.
В прошлом были, конечно, лихие деньки,
Но он с честью их все проходил!
Пусть порою пиджак раздирали в клочки,
Каждый миг приключенье таил
Или встречу, как было однажды весной,
Ночью теплой, при полной луне.
На посту, перед баром, был задержан хромой
Белый кот в старомодном пенсне.
Все, казалось, закончится прямо сейчас —
Странный гость явно был не формат…
Только Белый был мастер пылить всякий глаз
И бесед утонченных фанат.
Сердце Френку топила очевидная лесть,
Смазан медом был каждый пассаж.
И уже не казалась бедной белая шерсть…
Этот Белый писал репортаж!
Комплименты даря, журналист успевал
Делать видео, наглый прохвост…
И случайно, наверно, он здесь всем показал
Им заснятый когда-то курьез
С неким Рыжим. Но! Молодость, право, грешна!
Да и цвет этот часто провоцирует всех.
– Этот опыт принес и проблем, и ума.
Он закончил тогда политех.
– Да, я знаю, – ответил Франциск, —
Ты писал? Уважаю! Твой стиль близок мне.
Я бы точно за это тебе выдал приз.
Ну, а сам ты не был на столе?
– Да не я ведь едал! – заворчал журналист. —
Уж не кажется ль вам с высоты
Ваших лет, что я – ловкий и рыжий артист,
Крашусь в беленький для чистоты?
Не я выбирал мне соседа в те годы.
Селили студентов, нас, в кучу одну.
И часто бывало, что между породными
Пихали и сор, и шпану.
Мне нечем в своей родословной гордиться,
Лишь папа и мама – лингвисты.
По конкурсу шел я и с совестью чистой
В бюджете был на журналиста.
Других было много, но в комнате нашей
Один беспризорник прибился.
И тут же прославился пакостной кражей,
Чем честью своей расплатился!
И Белый опять перечислил подробно
Все факты минувшего времени в Лету…
Франциск вспоминал его тоже охотно,
Особенно баечку яркую эту:
«Сложились однажды у нас времена:
Нас было так много, что не перечесть.
А трапеза наша была так скудна!
Да… И порой было нечего есть.
Закончились сливки и корм дорогой,
Мы стали питаться непонятной едой.
Я долго держался! Страдал больше всех!
А ты, Эрик Рыжий, запачкал свой мех!
Клянусь! Я держался и был молодцом,
А кто-то не склонен быть честным лицом!
Мы всерьез обсуждали его воровство.
Порою он вел себя, как существо,
Которому двери и окна – пустяк.
