– Дело короля!
– Так-то оно так, господа. А бумаги у вас имеются? Войти вы сможете. Даже вдвоём. Но вот выйти, – этот неопределенный тон заставил Ла Рейни ответить недовольным взглядом и обернуться к маркизу с видом: «Я же вам говорил!»
– Дело короля! И если вы не желаете до конца своих дней охранять каторжников в каменоломнях, то пропустите нас сейчас же, сударь! А после вы точно также без вопросов выпустите нас по первому же требованию, – сурово, словно отчитывая на плацу провинившегося солдата, приказал дю Плесси-Бельер.
В ответ послышался металлический лязг отодвигаемого засова. Возможно, что стражи у ворот Гранд Шатле и не поверили бы всему услышанному, но уж больно правдоподобно прозвучала эта угроза в голосе этого важного дворянина.
***
Проводив дю Плесси-Бельера в комнату, служившую ему кабинетом, Ла Рейни отправился за арестантом. Он неторопливо спускался вниз по истоптанным каменным ступенькам винтовой лестницы, когда на одном из последних лестничных пролётов ему повстречался поднимавшийся наверх мужчина, широкий в плечах и такого крепкого сложения, что высокий рост придавал ему вид гиганта, внушая страх и почтение.
– Не спешили вы забирать того малого, как я вижу, господин комиссар, – его низкий бас гулко пронёсся под сводами, заставив Ла Рейни отвлечься от роящихся в голове мыслей.
– А чего спешить? Всё одно теперь ему только суда ждать, – отозвался он и кивнул гиганту, пропуская мимо себя. – Доброго утра и вам, месье Саваж!
– Доброго? Где ж тут, – с философским видом изрёк Саваж. – С раннего утра в подвале. Бедолаг допрашивать помогал. Мне такое утро добрым не кажется.
– Ну да. Пожалуй, – согласился с ним Ла Рейни, предпочтя не высказывать вслух своё мнение о методах ведения дознаний в Гранд Шатле.
Он спустился в подвальное помещение, разделенное на две части: комната для допросов и камеры для только что поступивших арестантов, ожидавших решения своей участи. Мало кто из тех, кто оказался за решеткой в Гранд Шатле, был освобождён до проведения формального дознания, проще говоря допроса с пристрастием. Однако же бывали и счастливые исключения. Некоторых спускали в этот подвал специально для того, чтобы услышав стоны и крики ужаса, которые доносились из комнаты для допросов, они решились заговорить начистоту. Отчасти Ла Рейни и сам прибегнул к этой тактике, поместив юного Дени Матье в одну из подвальных камер. Но признаваться в этом он не пожелал бы и на отходной исповеди, так как он искренне считал, что делал всё во благо закона и не без пользы для будущего мальчишки.
– Откройте! – приказал комиссар, указав охраннику на зарешеченную дверь камеры, в которой содержались несколько бродяг болезненного и жалкого вида.
– Матье! На выход! – выкрикнул он, вглядываясь в темноту, и вскоре на этот призыв откликнулся вихрастый рыжеволосый мальчишка, одетый, в отличие от товарищей по заключению, в добротный, почти неношеный камзол из тёмно-синего дорого сукна с серебряными галунами на воротнике и манжетах рукавов.
– Чёрт, а вот форму на тебе зря оставили, – проговорил Ла Рейни и зыркнул на притихших сокамерников мальчика. Те не проявили никакого участия в судьбе мальца, которого, видимо, не приняли за своего из-за внешнего вида, свидетельствовавшего о глубокой разнице между ними в занимаемом положении в обществе и в достатке.
– Следуй за мной, – коротко приказал Ла Рейни.
