– Нет-нет, – Мальвина важно покачала головой, – если бы ты пришла позже, я бы умерла со скуки.
Лютер досадно опустил глаза, и Ви почувствовала укол противной вины под бедрами.
– А что, нечем заняться? – Лили вскоре поставила пару старых, но хорошо вымытых чашек на стол, принимаясь за кипяток.
Мальвина с интересом осматривала их граненую каемку и чутко хмурилась, стуча пальцами по текстуре. Не похоже на фарфор.
– И не знаю даже, как ответить, – девочка замотала ногами. – Мне плохо спится. Сил очень мало остается на будничные дни, а они и без того протекают одинаково…
– Конечно, одинаково. Ты не посещаешь школу, но думаешь, что можешь не учиться?.. К тому же, ты не говорила, что ты плохо спишь, Мальвина, – Лютер озадаченно нахмурил брови. Его важная фигура выглядела заботливой, бережливой, Лили быстро приметила, что во взгляде взрослого мужчины светилась отцовская нега, которую, кажется, малютка презирала. – Что-то происходит?
– Не знаю, Лютер, – Мальвина вздохнула, все еще поглаживая чашку ручки с любопытным интересом. – Очень глупо перед тобой распинаться после того, что было сегодня ночью, мне правда жаль за свой порыв. Стыдно, скорее, не жаль. Я даже разговаривать стала гораздо хуже, запутаннее, – девочка взяла чашку чая, попросив сахара. – Мне казалось, что стены очень тесно переплетаются в коридоре, вышла, потому что во сне услышала шепот, – Ви сжала губы. – А дальше поняла, что тебе снится кошмар.
– Что ты… – Лютер выглядел сомневающимся, хотел о чем-то спросить, но принуждал себя к молчанию. – Знаешь, я думаю, ты ненавидишь меня.
– Ненавижу? – Мальвина вздрогнула, словно он попал дротиком в сердце игровой доски.
Лили села напротив них, с шатким любопытством наклоняя голову, словно по-собачьи пытаясь распознать их тайну. Чай разлит по чашкам – интерес Мальвины к сервизу не остался незамеченным, Лили тоже оглядела роспись.
– Нет же, я вовсе не ненавижу тебя. Просто я не отошла ото сна, когда будила тебя. Даже не помню, говорила ли что-то – ты выглядел таким… жалким, что ли.
– Ну, – Лютер сипло засмеялся, – благодарен за правду. Служение в божьем особняке никогда не наделит силой. Хотя помни, что Богу не нужны храмы, он возводит любовь в сердцах людей. Духовная мощь возрастает со временем, проведенном в месте, где тебя не принимают, но обязательным условием нравственного взросления является личная стойкость. Готовность вразумлять условиям, не меняя сущности. Я поздно обрел свой стержень.
– Что вы подразумеваете под стержнем? – Лили уткнулась языком куда-то в небо, словно желая высказаться гораздо раньше, чем услышит знакомую позицию.
– Верность принципам.
– Единственный принцип человека и есть верность другому человеку, не рабское служение, не святое наблюдение, не страх соприкосновения, а величественное уважение нравственной сущности, – тут же выпалила Лили, сердито нахмурившись.
– Как можно служить другому человеку, сохраняя при том уважение к себе? – Лютер неважно выпрямился.
– Вы не услышали меня, потому что привыкли созидать позицию слуги и власть имущего. Я говорю, что ни конфликт, ни почитание человека как отдельной личности не принесет тебе нравственной пользы, не взрастит в тебе якобы «стержень», а верность принципам – это верность тому самому человеку внутри тебя. Это ли не вознесение личности и служение во имя себя? Я ведь говорю, что человек как явление, а не человек как отдельная личность – и есть сочетание истин. Человеческий организм – это механизм, который с ранних лет учится выживать в мире, нажимая на разные кнопки и выясняя, какой результат у действий. У нас с тобой случился конфликт на основе наших взглядов, а я не очень люблю конфликты, поскольку считаю, что правда нас ждет все равно единственная. Пусть для тебя истина – Бог, для меня – человек, мы даже после гибели не узнаем, что стояло за шторкой. Поэтому верность принципам, духовный стержень… такая противоречивая людям тема! Осуждаю.
