Белугин постарался выбросить из головы все посторонние мысли и расслабиться. Требовалось проиграть мысленно все предстоящие действия, чтобы потом, когда комиссар даст сигнал, тело само выполняло их, действуя подобно хорошо отлаженному механизму. Так, во всяком случае, учил его инструктор по рукопашному бою, звероватого вида корвет-лейтенант с полным Сапфировым бантом и жутким шрамом, проходящим через левую щеку.
– Даю отсчет. – Голос Ведерникова звучал низко и гулко, отдаваясь в голове Алексея могучим эхом. – Пять… Четыре… Три…
Когда прозвучало короткое «ноль», за спиной что-то коротко полыхнуло, спину Белугина на мгновение обожгло, а в следующую секунду он почувствовал свободу и рванулся прямо с пола вперед. Туда, где навстречу ему, словно в замедленной киносъемке, поворачивал лицо с распяленным в безмолвном крике ртом немецкий летчик.
Первую помощь Белугину оказали в полковом лазарете. Хмурый и неразговорчивый врач осмотрел рану, бесцеремонно дергая Евгения так, что тому лишь неимоверным усилием воли удалось сдержать готовые слететь с губ проклятия в адрес «безрукого коновала».
– Пуля навылет прошла, – констатировал эскулап. – Повезло вам, сударь, несколько сантиметров вниз – и точнехонько в сердце. А так даже кость не задета. Просто удивительно. Везунчик. – Врач обработал рану, наложил повязку и передал уплывающего в беспамятство из-за потери крови Белугина на руки двум нетерпеливо ожидающим возле дверей в кабинет субъектам, чья профессиональная принадлежность легко угадывалась с полувзгляда. – Аккуратнее с ним, господа, – напутствовал их доктор, – он слишком слаб.
– Мы нежно, – усмехнулся один из агентов. – Не извольте беспокоиться. А ну-ка, взяли! – На пару с товарищем они подхватили спотыкающегося Евгения и потащили его на улицу. Усадили в пролетку, на которой, судя по всему, и приехали в полк, переговорили о чем-то с офицерами, стоявшими неподалеку – все это Белугин воспринимал уже очень слабо – и… дальше в памяти остались только медленно бегущие куда-то вдаль по своим делам белые облака.
Вновь очнулся Евгений уже в городе. Сначала он не понял, что происходит – после всего случившегося с ним в части вполне естественно было ожидать, что его отвезут в охранку. Ан нет, перед глазами, когда слегка унялся безумный хоровод разноцветной мошкары и звездочек, открылся интерьер обычной городской квартиры средней руки. Причем хорошо знакомой Белугину – в ней располагалась одна из явок Службы.
– Напугали вы нас. – Склонившийся над кроватью глава городской резидентуры, высокий мужчина с роскошной гривой тронутых сединой волос, заботливо поправил подушку под головой Евгения. – Что ж так неаккуратно-то? Сунулись прямо под пулю, словно зайчишка безмозглый охотнику на номер. Хорошо еще, что полиция у нас на прослушке – сумели вовремя перехватить филеров и заменить их на наших людей. А то куковать бы вам сейчас, голубчик, не на пуховой перине, а в тюремной больничке. И это еще в лучшем случае, там ведь тоже не дети – личность ваша им немного известна.
– Откуда? – слабо удивился Белугин.
– Как откуда? Неужто думаете, что в полицейском и жандармском управлении нет заграничных агентов? Да и обычных провокаторов в революционной среде, как гренок в бульоне у хорошей хозяйки, – с избытком. Помните, чай, как товарищ Сталин здесь в «годы репрессий» своих старых соратников по партии на тайных допросах в Кремле ломал? Он ведь у большевиков не случайно внутренней контрразведкой занимался, очень много всего про подноготную бывших дружков-приятелей знал. Куда им было после предъявленных улик деваться – подписывали все как миленькие. А вы думали, почему процессы тридцатых именно так выглядели.
