Что ж, мне остается надеяться только на мои дипломатические таланты!
Татьяна Сергеевна оказывается сухощавой женщиной средних лет. И интуитивное ощущение у меня от неё хорошее. В строгом невеселом взгляде чувствуется хорошее знакомство с тыльной стороной жизни. На меня она смотрит скептично.
— Вы никого не потеряли, случайно? Или может быть, зданием ошиблись? Это женская консультация.
— Моя фамилия — Ольшанский, Николай Ольшанский.
Самое странное, что я вижу в глазах собеседницы странные искры. Будто бы понимание. Но при этом я слышу…
— И с чего вы решили, что я должна вас узнать?
Что ж, ладно, будем считать, что мне показалось. Хотя… Чутье и норовит напрячься сильнее и получше принюхаться.
— Я жених одной из ваших пациенток, Юлии Воронцовой.
Определенно, я вижу как подрагивают руки женщины, сидящей за столом.
— У меня много пациенток, — отрезает Татьяна Сергеевна, — и чего же вы от меня хотите?
— Я хочу обсудить её состояние, — говорю, а сам ощущаю, как ступаю по тонкому льду, — Юля очень нервничает из-за сложности беременности и очень мало мне говорит. Вообще почти ничего. Хотелось бы узнать побольше.
Она смотрит на меня долго, будто что-то в уме взвешивает. Или просто удивляется моей наглости?
— У вас есть свидетельство о браке? — наконец негромко уточняет она.
— Нет, — я качаю головой, — мы еще не расписались официально.
— Я не могу разглашать информацию о своих пациентках любому, кто называется их сожителем, — Татьяна Сергеевна чуть поднимает подбородок, скрещивая руки на груди, — вы не можете мне доказать, что действительно связаны с Юлией Воронцовой.
Хорошая такая подсечка.
— В её карточке должна быть моя флюорография, — парирую я, — делал её, как только она вставала у вас на учет. Посмотрите. Там написана и фамилия, и серия паспорта. Я могу предъявить свой.
— Все карты сдаются в архив после приема. И выдаются только при наличии талона, выбитого пациентом.
— А те, которые на окне у вас лежат? — насмешливо уточняю я.
— Сегодняшние, — отбивается врач, не моргнув и глазом.
— Многовато, — я прищуриваясь, прикидывая количество карточек в шести высоких стопках, — штук шестьдесят в общей совокупности. У вас проходимость шестьдесят пациентов за день?
— Уходите, — голос Татьяны Сергеевны напрягается сильнее и сама она встает на ноги, — я вызову охрану.
— Старушку, что у вас в регистратуре сидит?
— Могу попросить о помощи пару папаш, что сейчас ждут у кабинетов УЗИ, — глаза Татьяны Сергеевны смотрят на меня с вызовом, — вряд ли откажут в помощи лечащему врачу их жен.
И все же…
Она недостаточно возмущена. Или сочувствует мне, но не нарушает принципов, или… Я не знаю что.
Но на контрасте с бесцеремонной врачицей из перинатального центра, которая даже по поводу своей взятки не очень переживала — Татьяна Сергеевна не кажется мне по-настоящему жесткой. Но почему-то упрямится.
— Послушайте, я всего лишь хочу знать, каковы её риски? — я прошу, меняя тон. — Я отец, в конце концов.
— Приходите с невестой, послушаете, — Татьяна Сергеевна с силой стискивает губы, — или распишитесь и принесите мне свидетельство о браке. Но если вы сейчас не уйдете — я могу и от пациентки отказаться.
Дьявол!
Такой чисто женский шантаж от врача возмущает.
Что ж, хорошо. Все на свете сегодня приходится отодвинуть.
— Я вернусь, — недовольство прорывается в голос.
В коридор выхожу с четким ощущением “несолоно хлебавши”. Хотя нет, я все больше понимаю, что моя невеста что-то от меня скрывает. Неужели её риски настолько высоки?
