В любом мало-мальски стабильном коллективе, где долгое общение друг с другом начисто снимает любой покров индивидуальной загадочности, вообще не остается тайн, как таковых. Каждый, рано или поздно, обретает уверенность в том, что, как самого себя знает каждого! А что уж тут говорить о «тысячекоечном стационаре» с крайне редко меняющимся контингентом психиатрической больницы? Где бок о бок ежедневно сосу ществует и почти такое же количество медицинского персонала и обслуживающих работников.
Будь у Якова Михайловича хотя бы несколько минут на раз думье, то, даже несмотря на недолгое пребывание на новой для него должности, он непременно вспомнил бы того, ради которого заставил рыться в своих архивах медсестер из регистратуры. Потому как, наряду с постоянным контингентом палат психохроинков – «Наполеонами», «космонавтами», «колдунами и ясновидящими», всеобщей известностью в их областной лечебнице пользовался Андрюшка-Экскаватор.
Больше двадцати лет прошло с тех нор, как его впервые привезли сюда с надеждой, на, так и не случившееся, к сожалению на деле, столь желанное излечение пациента от психического недуга. И тогда же завхоз Анатолий Павлович Дьяков обрел для себя совершенно незаменимую «рабсилу», готовую страстно браться за любое дело – осенью сгребать мусор, зимой – расчищать дорожки от снега. А также неутомимо перекидывать тонны угля или шлака в местной котельной.
Но особенно здорово у слабоумного детины, с идеально развитой от постоянной работы мускулатурой, по мнению его хозяйственного «шефа», получалось ремесло землекопа. Потому в подсобном хозяйстве больницы он готом был и дневать, и ночевать имеете со своей неизменной лопатой, которой взрыхлял грунт и сооружал грядки один за добрую бригаду, – на радость садоводам их больничного штата.
И лишь детский, постоянно удивленный взгляд, нечленораздельная речь и обязательное требование напоминать ему о времени кормления или сна, выдавали в нем безнадежно слабоумное создание но кличке «Экскаватор». Ее-то удивленно и розачаровано произнес Грельман, когда раскрыл перед собой, дисциплинированно принесенную из регистратуры, больничную карту Андреи Андреевича Пущина.
– Почему Экскаватор? – удивилась гостья, теперь четко уловившая его жест и, неосторожно брошенную, фразу насчет землеройной машины.
– Да как вам сказать, госпожа баронесса! – смутился за свою невольную несдержанность главврач. – Это наш лучший образец успехов трудотерапии.
Ему пришлось более подробно объяснять вышесказанное:
– Все просто прекрасно и хорошо, когда занят делом, а оставь хоть на день в палате, у него наступает кризис.
Яков Михайлович, не желая разочаровывать собеседницу, постарался подобрать слова, менее обидные для столь уважаемой знакомой такого, к полному несчастью, безнадежного пациента:
– Тогда обязательно случается серьезная депрессия, тоскливое настроение, а то и что похуже.
После этих слов, однако, последовало и несколько успокаивающие утверждение:
– Зато если находится при деле – того и гляди, что запоет, если бы только умел и владел речью.
