Итак, мы пришли к заветной квартире, нас встретила Сашина мама, мы поздоровались и пошли в комнату. Там было две кровати, приглушенный теплый свет. Мама принесла нам чай с бутербродами с колбасой. Мы включили музыку, расселись по кроватям и принялись жевать закуски, смакуя сочный сервелат, наверняка, самый вкусный в мире.
Уже не помню, конечно, о чем мы говорили, было просто хорошо. Только сейчас, когда я хотела было перейти к поцелуям, поняла, что совсем не помню, как мы первый раз поцеловались. Это точно было не на осеннем балу, может, потом, когда ты провожал меня домой? Или после бала, да, да, точно! После бала мы пошли снова на Комсомольскую аллею. Там тогда стояли лавочки со спинками, но сидушки были разломаны, поэтому на одинокие перекладины мы ставили ноги. Ты подошел ко мне, когда я курила, и так прижался, как будто именно меня ты ждал всю эту свою гребаную жизнь. А я обняла тебя в ответ, уткнувшись щекой в прохладную ткань твоего безразмерного черного пуховика. Я реально понимаю, что и сейчас помню это ощущение. Пожалуй, счастья, что наконец ты оказался со мной так близок как мне того хотелось. И вот после этих самых искренних и чистых объятий ты наклонился ко мне и поцеловал. Не так чтоб смело, но и не так, чтоб я заметила твое волнение. Это был чудесный поцелуй.
И мы целовались! Везде, при любом удобном случае! Наши отношения складывались так интересно, не похоже ни на одни мои другие. Я даже не смогу рассказать о твоем характере, потому что мы дарили друг другу полную свободу. Ничего лишнего, только осенние листья и поцелуи.
Помню, как я отпросилась из школы, ссылаясь на плохое самочувствие, чтобы пойти с тобой домой к Тане. Они с Сашей нас уже ждали. Мы пили чай, валялись на кровати, просто смотрели в глаза и гладили друг друга. Ты так крепко обнимал меня, что я чувствовала себя в абсолютной безопасности, все страхи моего детства, включая пустоту, которую я испытывала, лежа полярной ночью на софе, бесконечно вглядываясь в окно, завешенное коричневыми шторами. Я так боялась их отодвинуть, потому что за ними меня ждал неуютный пейзаж черных деревьев, замерзающих на безлюдной улице в -35. Только рядом с тобой я начала выбираться из этой комнаты.
Мы целовались и на ступеньках в отапливаемых подъездах, дополнительно отогреваясь пятнадцатирублевой водкой. Тогда все было проще, мы не боялись за свое здоровье, за передозировку димедролом, разбавленным в спирте. И нам ничего не было от такого, не побоюсь этого слова, пойла. Мы шли потом курить на улицу, валялись в старательно уложенных листьях клена и каштана. Изо рта шел пар, а с лиц не сходили улыбки. Потом мы возвращались по домам (возле подъезда традиционно – поцелуй). И я ложилась в постель с этим не покидающим меня ощущением счастья. В Лермонтове были зимние дискотеки! Кто может это сейчас даже представить! Мы встречались все вместе, и шли танцевать. Ты частенько носил меня на руках, а я любила сидеть у тебя на коленках. Так весело, пьяно и незаметно прошли осень и зима.
В ранней весне хорошо запомнился наш поход на Шелудивую на Пасху. Мы брали с собой какую-то еду, перекусить, водка, кажется, тоже была, но мне не досталось много, потому что я пошла с младшим братом, которому в этот день подарила кассету Linkin Park, хотя он мог и напутать что-то, вспоминая этот день. Было очень тепло тогда, трава была уже сочно-зеленая. Весь поход прошел у нас как-то не вместе, мы лишь перекинулись несколькими фразами. Потом Саша сказал, что ты был под тареном. Найти сейчас человека, который знает, что это за препарат, не так просто. Как мне сказал Саша – это противоядие, которое используют в армии. И ты его съел, поэтому находился в совершенно другом мире. Потом мы пошли с братом домой, а вечером выпал снег. Мне все еще было тринадцать…
