Дневное светило зависло над большой водой, над загорающимся огнями городом. Воздух медленно тек вместе с клочьями тумана, смешивался с дымом заводских труб. Розовые полоски облаков, рождаясь где-то за солнечным собором Александра Невского, за ультрамариновым Стадионом, уходили к горизонту левого берега Волги, туда, где за бесконечностью лесов и полей прятался приземистый пригород. Небо, совсем светлое между закатными облаками, приобретало в зените густые индиговые тона. Мосты, светящимися стрелками перекинутые за Оку, казались отразившимися в небе и в воде.
От нечего делать я наблюдала закат, зажигающиеся на шумных улицах огни, движение транспорта по магистралям, хаотичное перемещение народа по набережным. Меня вдруг поразило, как сильно отличаются друг от друга берега двух великих рек, соединившихся у подножия Нижегородского кремля. Прямо передо мной правый, заречный берег Волги, обманчиво парадный, на самом деле остающийся эпицентром промышленности, о чем свидетельствовали многочисленные трубы, торчащие за сияющим разноцветьем иллюминированной передней декорации. Левый берег – сонный и мрачный. Единственное безумное око Неклюдовских теплиц только сильнее подчеркивало неприветливую тьму, расстелившуюся над тамошними просторами. Позади меня вздымались холмы, очерченные ночными фонарями, увенчанные краснокирпичной крепостью, бликующие в закатных лучах «маковками церквей и святых монастырей», как у Пушкина.
Город рождался отсюда, с Дятловых гор, постепенно спускаясь в низины, разрастаясь. От величественной красоты, от осознания древности вознесшихся на поднебесную высоту сооружений, видевших и испытавших немало радостей и бед за века, просочившиеся сквозь их могучие стены, захватывало дух.
Я вздохнула, опять посмотрела на реку.
Золотая дорожка, легко стелилась по свинцовой ряби, манила ступить на нее, побежать, закачаться, будто на подвесном мостике, добежать до самого солнца и раствориться в его ослепительном сияние. Лекс часто говорил, о чудесных свойствах солнца, о каких-то особенных соединениях энергий воды и света, которые управляют вселенной, делают возможным созидание невероятных вещей. Может быть, это он расстелил для меня зыбкую дорожку, чтобы я смогла по ней добежать до него? Ну вот! Опять Лекс. Не хочу о нем думать. Достаточно!
– Ника, Ника, Вероника! Вот ты где! – веселый оклик заставил меня прервать созерцание и отвлечься от мыслей про город и про Лекса.
По набережной быстро шла, почти бежала, девушка в распахнутом красном пальто, из-под которого разметались в разные стороны кружевные шарфы. Ветер, стелившийся за ее стремительным шагом, перемешал выбеленные волосы с кружевом.
– Аленка!
– Едва тебя отыскала!
Я проверила телефон. Куча пропущенных вызовов. Наверное, он вибрировал в кармане, но я совсем не слышала, занятая собственными мыслями и созерцанием, позабыв о запланированной встрече.
– Пойдем! Нас ждут!
Вечер расстилался разноцветными огнями по тротуарам, оглушал музыкой, грохочущей из окон, проносившихся мимо машин, дразнил пряными запахами из распахнутых дверей кабаков, манил в бары, настоечные и в темные проулки между домами, на странные, но невероятно привлекательные, полуразрушенные лестницы, за потаенные двери. Везде ощущалось движение, смех, звон посуды, слышались приглушенные шепотки или громкие возгласы.
Улица, где рождались мечты, удивительные приключения и сюжеты затягивала, поглощала, никого не оставляя равнодушным. Только что я удивлялась трем невозможно далеким друг от друга мирам-берегам, а теперь понемножку погружалась в четвертый, самый завораживающий, совсем не похожий ни на один из тех трех. Здесь было место встреч художников, фотографов, видеографов, музыкантов, лингвистов, иногда певцов, совсем немножко программистов, помешанных на свободной непринужденности бытия. Здесь за парадным фасадом фешенебельных ресторанов, неожиданно открывались проходы в заведения с сомнительной репутацией, где угощали крепкими коктейлями и хорошим настроением, где, не стесняясь, разгуливали мальчики в женских юбках, а девушки вообще юбок не носили.
