Изгаляясь над военным гением Виноградова под видом рвения, Шурупов переспрашивал: «Как, как?»… или даже: «Повторите, пожалуйста, своё предложение». От чего Козак ещё больше изнывал и кривился, а Виноградов, не замечая подвоха, терпеливо повторял: «Боевой порядок в один эшелон»… Шурупов же на самом деле давно изображал в своём ежедневнике нечто вроде кардиограммы, с закорючками, но без букв. Он сообразил, что командир полка просто диктует ему один из текстов, заученных им в академии. Шурупов машинально водил ручкой в ежедневнике и представлял лихое наступление походной колонны чехов. Как бы на его глазах чехи разворачивались в цепи и под ураганным огнём пёрли через реку в брод. Этой выразительной картине по мотивам Великой Отечественной войны не хватало только танков.
Закончив диктовать, Виноградов выдохнул перегар, обошёл клумбу с семенами, окантованную белоснежным булыжником, повис на турнике и подтянулся раз двадцать, несмотря на тридцать семь лет, пузо и модную разгрузку с восьмью магазинами.
Во время физкультурных упражнений командира полка Лихолат умудрился всё-таки ознакомиться с новыми сооружениями третьего ВОПа; всегда страдающий похмельем Сосновников пошёл к уазику; а Козак закурил, предложил сигарету Шурупову и сказал ему: «На тебя медаль лежит за Дагестан в штабе. Приедешь – заберёшь»… Шурупов, в общем-то, нравился Козаку – «Драть и драть его ещё, конечно, но командирская струнка присутствует».
Когда Виноградов с Козаком спускались на дорогу, к Шурупову подошёл Лихолат с новенькими золотистыми звёздочками в погонах (он недавно получил капитана и пренебрегал ради этого долгожданного события маскировкой): – Ну что, выставил секрет?
– Конечно. – Шурупов произнёс – конеЧно, с нажимом на «е», а не конеШно.
– Молодец… Я думал, ты не выставишь… – сказал Лихолат, – а то Козак залупил: выстави секреты по ходу следования командира и доложи координаты, а у меня откуда карта?.. Ну я ему первые попавшиеся цифры с фонаря…
Шурупов ничего на это не ответил (не говорить же Лихолату, что он мудак), и Лихолат устремился вслед за начальством. Он был пьян заметнее всех, а когда Лихолат выпивал, он становился добрым и разговорчивым.
Все погрузились, и в сопровождении БМП уазик помчался на следующий второй ВОП. Проводив колонну глазами, Шурупов зевнул и пошёл прилечь в землянку. По пути он надел на радиста Михалочкина кепку, в которой встречал командира полка, со словами: «Кепку постирай, воин! Как ты будешь в ней с чехами воевать?»
– Кол-лесников!
– Я, тащ капитан.
– Строй взвод.
– Есть.
Пятнадцать бойцов тянутся и выстраиваются в центре ВОПа под длинной буковой тычкой с флагом. На правом фланге становится смена в бронежилетах и касках, с автоматами; остальные – только с автоматами. Обычно Фрязин не строит дежурную смену, но сейчас приказал – всех в строй!
– Паживее строимся, – цедит Фрязин, – Колесников!.. Долго они у тебя будут вошкаться?
– Гуленко! Бегом! – орёт Колесников.
– Ста-навись, рав-няйсь… смирна, – Колесников поворачивается к Фрязину с рукой у виска: – Товарищ капитан, взвод на развод построен, заместитель командира взвода старший серж…
– Вольно! – Фрязин бросает руку к ноге.
– Вольно! – дублирует сержант.
Фрязин выбрит, затянут портупеей. Его берцы блестят, как будто он не вылез час назад из землянки, а такой плакатный свалился с неба на их голову:
– Товарищи солдаты! Если кто-то ещё раз уснёт на посту или не выполнит приказ сержанта Колесникова! или какая-то сволочь будет отлынивать от работ – расстреляю… Расстреляю! и спишу на гниль… Мне нахер не надо, чтобы из-за одного мудака мне вырезали ВОП… Ва-просы?!..
